Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

– Вы, полковник Рабб?

– Господин граф, я полностью полагаюсь на торжество правосудия…

– Тогда вы пропали, – перебил его Гидаль, сопроводив свои слова грязным ругательством.

– Вы, капитан Бордерьё?

– Моя защита не будет долгой. Да здравствует император!

– Кто еще хочет что-то сказать в свое оправдание?

– Я еще ничего не сказал, – поднял руку капитан Пикерель.

– Хорошо, говорите.

– Минуточку, – сказал Пикерель, легко сказать «говорите», но я не адвокат, а ведь я просил себе защитника.

– Говорите.

– А что говорить, если я невиновен. Мы оказались втянуты в это дело случайно. В наших действиях нет и капли злого умысла. Нас разбудили ночью и сказали, что император погиб. Можно ли было в таких обстоятельствах сохранить ясность ума? Как бы вы сами повели себя на нашем месте?

– Пусть нам дадут адвокатов! – понеслось с разных сторон.

– Если защитники не явились, это их вина! – сказал секретарь суда.

При этих словах генерал Мале вскочил со своего места и крикнул, показывая пальцем на судей:

– Это ваша вина, господа, и вы это прекрасно знаете!

– Точно, – поддержал его Рато.

Испуганный граф Дежан переключился на капрала Рато:

– Хорошо, что вы можете сказать в свою защиту?

– Прошу прощения, монсеньор, я – как другие. Пусть лучше генерал скажет.

– Господин председатель, – сказал Мале, – защита Рато волнует меня больше, чем моя собственная. Рато приходил в клинику доктора Дюбюиссона, где я находился, чтобы повидать кого-то из своих друзей. Да, я видел его четыре или пять раз. Этот его друг попросил меня: «Могли бы вы, зная капрала Рато, содействовать его повышению». Случай представился. Я предложил Рато стать моим адъютантом. Он согласился. Я сказал, что являюсь уполномоченным Сената. Он ничего не знал. Вот вся правда о Рато. Оправдав его, вы отдадите должное ему и мне.

– Прения закончены, – объявил председатель суда. – Суд удаляется на совещание.

– Постойте, господа! – закричал майор Сулье. – Мы тут почти все – старые солдаты, отцы семейств. Так уж получилось. Но что теперь станет с нашими женами, с нашими детьми? Имейте жалость хотя бы к ним!

– А я? – закричал капитан Бордерьё. – Я всегда был предан императору, и все это знают! Да здравствует император!

– Точно! Да здравствует император! – поддержал его капрал Рато.

– И справедливость! – добавил с улыбкой Фанно де Лаори.

– А я хочу сказать судьям, – крикнул Гидаль, что все они рабы, не имеющие права голоса! Мы никогда не дождемся справедливости!

– Жандармы, – закричал, в свою очередь, граф Дежан, – успокойте и уведите обвиняемых!

Жандармы бросились исполнять приказ. Зал заседаний вскоре был очищен, и лишь с улицы донесся последний крик генерала Мале:

– Граждане! Да здравствует свобода!

Было уже два часа ночи. Судьи собрались в совещательной комнате, а к четырем часам у них уже было готово решение. Комиссия в составе генералов Дерио и Анри, полковников Женеваля и Монсея (брата маршала), майора Тибо и капитана Делона постановила: из 22 обвиняемых в заговоре против империи 13 человек приговорить к смерти. Двое из них, в частности полковник Рабб (за многолетнюю безупречную службу) и псевдоадъютант «генерала Лямотта» Рато (его отец был генеральным прокурором в Бордо), впоследствии были помилованы. Первым в списке приговоренных значился Мале, вторым – Фанно де Лаори. Далее следовали имена Гидаля, Сулье, Пикереля, Боккечиампе, Стинхувера, Бордерьё, Лефевра, Ренье и Бомона. Остальные обвиняемые были оправданы.

Кавалеры ордена Почетного легиона – а это были Мале, Рабб, Сулье, Пикерель, Бордерьё и Лефевр – были лишены этого почетного звания.

Жители Парижа даже не заметили, что в городе практически произошел государственный переворот. Правда, начали ходить какие-то слухи, но никто толком ничего не знал. Лишь после оглашения приговора на стенах домов появилась официальная прокламация, в которой говорилось следующее:

«Министерство полиции.

Три бывших генерала, Мале, Лаори и Гидаль, ввели в заблуждение национальных гвардейцев и направили их против членов министерства полиции и военного губернатора Парижа. Они пустили слух, что Его Величество император умер. Эти три бывших генерала были арестованы. Они были уличены в обмане и теперь предстали перед судом. Полное спокойствие царит в столице. Оно на короткое время было нарушено лишь в трех домах, где собирались разбойники.

Подпись: герцог де Ровиго».

В четверг, 29 октября 1812 года, в Париже с утра шел холодный мелкий дождь. Небольшой отряд жандармов и полуэскадрон драгун выстроились около тюрьмы, в которой находились вчерашние заговорщики. В три часа дня семь закрытых фиакров выехали из ворот тюрьмы, и драгуны тут же окружили их плотным кольцом. После этого фиакры, в которых по двое находились приговоренные, направились к площади Гренелль.

По пути почти все приговоренные сохраняли выдержку, один лишь майор Сулье не прекращал причитать, закрыв лицо руками: «О, моя бедная жена, что с ней теперь станет? О, мои бедные дети.»

Корсиканец Боккечиампе тихо молился и жаловался на то, что к нему не допустили священника.

Когда грустный кортеж выехал на площадь, она уже была заполнена людьми, желавшими посмотреть на казнь. Все ставни окружавших площадь домов были открыты, а некоторые любопытные сидели даже на крышах.

Едва дверь первого фиакра, в котором ехали Мале и Фанно де Лаори, открылась, последний тихо сказал:

– Генерал, это ваша нерешительность привела нас сюда.

Потом он сплюнул и закричал, обращаясь к собравшимся парижанам:

– Граждане, мы умираем, но мы не последние римляне, за нами идут другие…

Войска парижского гарнизона были построены на площади в каре. Были здесь и солдаты печально прославившейся 10-й когорты национальной гвардии. Рота усатых ветеранов должна была привести приговор в исполнение. Противный дождь не прекращался, и настроение у всех было соответствующее. Заунывно трещали барабаны.

– О, моя бедная семья! О, мои бедные дети! – бормотал, как заведенный, майор Сулье.

– Майор, – обнял его генерал Мале, – моя жена Дениза позаботится о них.

Боккечиампе что-то сказал одному из жандармов. Тут же подбежал офицер:

– Что он тебе сказал?

– Капитан, он просил исповедника.

– Ничего, пусть себе просит, а ты не должен его слушать, это строго запрещено!

Приговоренных построили в шеренгу. Рота ветеранов выстроилась в два ряда напротив них.

Генерал Мале обратился к своим товарищам:

– Не держите на меня зла за всю эту историю.

На это генерал Гидаль хмуро ответил:

– Да уж история получилась с дерьмовым концом.