Анджей Иконников-Галицкий - Литерный А. Спектакль в императорском поезде

Входят матрос, за ним два солдата, у них в руках плакат из серой обёрточной бумаги с крупной надписью углем: «Смерть врагу народа Духонину!»

Матрос. Слынь, господа и товарищи! Военно-революционный суд отряда моряков приговорил.

Крыленко (вскакивая). Товарищи!.. Оставьте!.. Генерал Духонин не уйдет от справедливого народного трибунала…

Матросподходит задумчиво к манекену Духонина, трогает его за плечо.

Матрос. Пойдем!

Солдаты подхватывают манекен Духонина под руки, тащат к двери. Двери распахивается, стена вагона опускается, открывая пространство перрона и вокзальную стену с надписью «Могилёв». Перрон наполнен разношерстной публикой, толпой шатающихся теней: солдат в расстёгнутых шинелях, вихрастых матросов. Всё это разухабисто, хмельно, возбуждено, вооружено. Торчат винтовки со штыками. Толпа издаёт ровный, уверенный гул.

Крыленко (бежит за Духониным). Товарищи! Что вы делаете! Вы позорите революционную власть! Матрос. Погоди, братишка.

Матрос отстраняет Крыленко, достает наган и стреляет манекену Духонина в затылок. Солдаты бросают манекен на перрон, в толпу теней.

Первый солдат (после некоторого раздумья начинает плясать и петь).

Выбегает Катька с платочком в руках и подхватывает.

Пока они пляшут, наступает темнота. Некоторое время оркестр играет «Яблочко». Потом всё стихает.

По сцене ходят, переговариваясь, раскланиваясь, отдавая честь или просто так, действующие лица. То один, то другой, выходя на передний план, сообщают нам важную информацию о себе.

— Генерал от инфантерии Алексеев. Умер в тысяча девятьсот восемнадцатом году, двадцать пятого сентября, или восьмого октября по болыневицкому счёту, в Екатеринодаре. Останки мои вывезли в Белград, где и похоронили.

— Гучков. Жил долго. После февраля семнадцатого ни в чём не имел удачи. Умер от рака в тысяча девятьсот тридцать шестом году в Париже.

— Александр Блок. Умер в августе тысяча девятьсот двадцать первого года от неизвестной болезни.

— Брусилов. После той июльской отставки уехал в Москву. Во время октябрьских боёв меня ранило в ногу осколком снаряда. В тысяча девятьсот двадцатом году пошёл служить в Красную армию. Боялся ареста. Умер в тысяча девятьсот двадцать шестом году в Москве. Похоронен с воинскими почестями.

— Дорохов, начальник станции Самодуровка. Сгинул в вихре революции.

— Керенский. Жил очень долго. Всю оставшуюся жизнь пытался доказать, что в событиях осени семнадцатого не виновен. Умер в тысяча девятьсот семидесятом году году в Нью-Йорке.

— Генерал Деникин. Обо мне как о вожде белых знают все. С апреля тысяча девятьсот двадцатого года не у дел. Умер в тысяча девятьсот сорок седьмом году в Анн-Арбор, штат Мичиган, США.

— Борис Савинков. По официальной версии выбросился в окно тюрьмы на Лубянке. Вы верите?

— Любовь Дикгоф, я же Эмма Сторэ. Побывала в лагерях и в ссылке. Умерла в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в Мариуполе (по-советски — в Жданове). Успела рассказать о своём романе с Борисом одному советскому писателю. Слава Богу. Мужа моего Сашу расстреляли тридцатью годами раньше.

— Генерал Корнилов. Обо мне вы всё знаете. Мой труп выкопали и сожгли красные. Остальное вам известно.

— Таисия Корнилова. Умерла через полгода после смерти Лавра.

— Байдаран Хаджиев Надзар-Бек. После гибели Великого бояра продолжал воевать с красными на Кавказе, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Через Китай и Японию попал в Америку. Умер в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году в Мехико.

— Генерал Крымов. Скончался тридцать первого августа тысяча девятьсот семнадцатого года от огнестрельного ранения в Николаевском госпитале Петрограда. Считается, что застрелился.

— Генерал Духонин. Убит солдатами и матросами двадцатого ноября тысяча девятьсот семнадцатого года в Могилёве.

— Генерал Черемисов. После победы большевиков эмигрировал. Ни в чём более не замечен. Дата смерти неизвестна.

— Генерал Краснов. Боролся с большевиками где мог и как мог: на Дону, в Эстонии, в эмиграции в Германии и Франции. С Деникиным не ладил. Писал романы. После Второй мировой войны выдан советским властям, обвинён в сотрудничестве с фашистами и повешен в Лефортовской тюрьме шестнадцатого января тысяча девятьсот сорок седьмом года.

— Барановский, шурин Керенского. Служил в Красной армии, в учебном отделе и в штабах. Проклятое родство! В тысяча девятьсот тридцать первом году арестован по обвинению в создании контрреволюционных организаций. Признал себя виновным. Умер в лагере в том же году.

— Полковник Полковников. Убит в начале тысяча девятьсот восемнадцатого года. Обстоятельства гибели неясны.

— Прапорщик Крыленко. Сдал должность главковерха после упразднения армии. Служил в наркомюсте, был председателем ревтрибунала, прокурором республики, наркомом юстиции. Расстрелян двадцать девятого июля тысяча девятьсот тридцать восьмого года.

— Народный комиссар Бронштейн-Троцкий. История моя известна. Умер в тысяча девятьсот сороковом году в Койоакане, Мескика, от удара ледорубом по голове.

— Капитан роты связи. Имя не имеет значения. Погиб в Гражданской войне где-то под Ростовом.

— Моё имя тоже не названо. Был офицером. Служил в Красной армии. Расстрелян то ли в тридцать первом, то ли в тридцать седьмом.

— Был адъютантом штаба Ставки. Умер в эмиграции.

— Был адъютантом. Больше обо мне ничего неизвестно.

— Был солдатом, стал анархистом. Повешен белыми.

— Тоже солдат. Вернулся домой, жил тихо-мирно. Во Вторую мировую избежал фронта по причине последствий отравления газами. Умер вскоре после войны от инфаркта — слишком много приходилось вкалывать в родном колхозе.

— Нас, матросов, куда только революции ни забрасывала. Был и депутатом, и комбригом, и директором театра. Мемуаров не написал.

— Катя, Катька, Катерина. Пережила всех. Умерла в психоневрологическом интернате в тысяча девятьсот девяносто первом году.

Выбегает девочка в белом платьице. Все замолкают, все уставились на неё. Девочка смущена.

Девочка. Ой! (Небольшая пауза. Девочка собирается с духом.) Вас всех зовут! Судья, который вот в этом вагоне, зовёт вас всех к себе! (Убегает.)