Юрий Мухин - Катынский детектив. Все тайны убийства в смоленском лесу

22. Как и у Геббельса, у профессоров вызывает сомнение, что генералы работали на строительстве дорог, ведь у их коллег в лагере военнопленных в Грязовце в этот момент были даже денщики. Мы уже говорили об этом: в Грязовце генералы были военнопленными, а под Смоленском они были заключенными исправительно-трудового лагеря, где трудом лечились от навязчивой мании присоединить к Польше Украину без согласия украинцев.

23. Профессора также не верят, что пленных нельзя было вывезти из Смоленска, дескать, начальник лагеря обратился на железнодорожную станцию за вагонами для пленных 12 июля, а немцы, дескать, взяли Смоленск 16 июля, а 20 и 16 армии «вынуждены были отступить» аж 5 августа. «Почему же не вывезли наших доблестных офицеров?» — с подозрением недоумевают профессора.

Потому, что проклятая 2-я немецкая армия со 2-й танковой группой, начав наступление 10 июля в 200 км от Смоленска, 16 июля уже взяла его с юга и никто ее остановить не смог. А не менее проклятая 9-я немецкая армия с 3-й танковой группой, зайдя с севера, в это время взяла Духовщину и вела бой за Ярцево — железнодорожную станцию на востоке от Смоленска. За это время смоляне успели вывезти на восток целый ряд оборонных предприятий, включая авиазавод. Не до доблестных польских офицеров было в это время, своих детей надо было спасать. Кстати, 20 и 16 армии не «отошли» от Смоленска, а вырвались 5 августа из окружения, в которое они попали северо-западнее города.

24. Еще «сомнения». Дескать, если бы в такой ситуации лагеря остались без охраны, то пленные офицеры разбежались бы, и хотя бы кто-нибудь, да остался жив.

Вроде есть резон в этом сомнении, но только в случае, если быть уверенным, что эти офицеры хотели драться с немцами. А они хотели с ними драться точно так же, как и генерал Андерс со своими офицерами. Кроме того, надо учесть, что они действительно были ожесточены против СССР и до своего осуждения и ссылки из лагерей военнопленных в ИТЛ, а уж после — тем более.

Я уже цитировал высказывание офицера Любодзецкого, из книги Мадайчика, где этот не любящий москалей офицер, даже будучи в лагере военнопленных, хотел «…хоть из-под дождя, да под восточный желоб — под немецкую оккупацию». Продолжим его мысль, почему он и другие этого хотели: «Не было иллюзий, что немцы будут мягко обращаться с польскими офицерами; допускалось, что большинство, а может быть, и всех, немцы отправят в лагеря для военнопленных; однако считали, что они будут обходиться с ними в соответствии с принятыми международными нормами…».

Поскольку вопрос, почему пленные не разбежались, остается без ответа, то мы можем сослаться на бригаду Сталина, у которой есть данные, что попытка конвойных частей увести военнопленных на восток пешком не удалась. Пленные взбунтовались, с конвоем ушли только несколько человек, евреев по национальности, остальные остались ждать обхождения «в соответствии с принятыми международными нормами». И дождались.

25. Однако, захватывая мелкой сеткой любые подозрения, которые только могут прийти в голову, профессора, помимо курьезов и своего непонимания тогдашних условий, выловили и факты подтасовки улик, фальшивые улики в комиссии Бурденко.

В общем-то, они вполне резонно заявляют, что не верят, что из всего обслуживающего персонала и конвоя мог спастись всего один человек — начальник лагеря № 1-ОН. Если в основу брать, что в этих лагерях было 10–12 тысяч человек (в Ровенском лагере для военнопленных, занимавшемся строительством шоссейной дороги на Львов, было на 23 июля 1940 года 14599 человек), то конвой и администрация лагерей вряд ли были меньше 1–2 тысяч человек.

Правда, война была ужасна по потерям убитыми и пленными в своем начальном периоде. Мой отец в начале войны был начальником штаба отдельного батальона, части примерно в 700 человек. Приняв первый бой в Бессарабии, они отходили на Одессу. Из их дивизии в Одессе собралось всего 111 человек (из примерно 13–16 тысяч) без штабных документов и без знамени. А из батальона, правда, со знаменем, в Одессу попало всего трое.

Тем не менее на правом берегу Днепра, где и располагались лагеря, бились в окружении части 16 и 20 армий, и эти армии из окружения вышли. Если конвой и администрация покинули лагеря, то они могли покинуть их только в направлении этих армий, левый берег Днепра был занят немцами очень быстро. Пусть поляки сдались немцам в полном составе, но полная гибель и сдача в плен 1–2 тысяч советских бойцов, да еще в трех отдельных командах, действительно маловероятна.

Но вот вопрос: их не было вообще (если пленных расстреляло НКВД в 1940 году) или их просто не вызвали в свидетели в 1944? Попробуем ответить на этот вопрос в следующем эпизоде.

26. Комиссия Бурденко представила свидетеля — начальника лагеря с поляками под Смоленском. Бригада Геббельса называет его комендантом лагеря № 1-ОН, «свидетелем майором Ветошниковым». Вероятно, так он фигурировал в «Сообщении» комиссии в 1944 году. Но в «Справке» этой комиссии (напоминаю — совершенно секретной и поэтому достоверной) он и не майор, и не свидетель.

Там его физически нет. Есть рапорт на имя начальника УПВИ Сопруненко от лейтенанта госбезопасности В. М. Ветошникова. Его звание соответствовало тогда званию капитана, и если его действительно потом задействовали как свидетеля, то к 1944 году он мог быть и майором. Тут все сходится. Профессора пишут, что его не знали в лагерях военнопленных. И не должны были знать: он в них не служил.

Вранье в другом. В Справке написано:

«Начальник лагеря № 1-ОН лейтенант госбезопасности Ветошников В. М., давая объяснения о судьбе порученного ему лагеря, в своем рапорте на имя начальника Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР от 12 августа 1941 года пишет: „После того, как я получил от Вас указание подготовить лагерь к эвакуации, я принял к этому необходимые меры.

Охрана и пленные поляки были мною предупреждены.

Я ожидал приказа о ликвидации лагеря, но связь со Смоленском прервалась. Тогда я сам с несколькими сотрудниками выехал в Смоленск для выяснения обстановки. В Смоленске я застал напряженное положение. Я обратился к начальнику движения Смоленского участка Западной железной дороги тов. Иванову с просьбой обеспечить лагерь вагонами для вывоза военнопленных поляков. Но тов. Иванов ответил, что рассчитывать на получение вагонов я не могу. Я пытался связаться с Москвой для получения от Вас разрешения двинуться пешим порядком, но мне это не удалось.

К этому времени Смоленск был уже отрезан немцами, и что стало с поляками и оставшейся в лагере охраной, я не знаю“».

Читатели уже поняли, что автор этой книги скорее подручный Сталина, чем беспристрастный исследователь. Но и он в этом случае должен сказать, что этот рапорт на 99 % липа, фальшивка.