Кристофер Бакли - Собиратель реликвий [litres]

– Его высочество обожают благовония, – кивнул стражник. – Здесь нам бы тоже не помешало. – Он сморщил нос и кивнул на многотысячную толпу, что теснилась на площади под балконом. – Вонища от этих паломников…

В апартаменты Дисмас возвращался едва ли не бегом. Он думал лишь о том, как бы побыстрее забрать плащаницу у Кунрата с Нуткером и отнести Карафе.

Дисмас стремительно взбежал по лестнице и застыл как вкопанный.

Карафа, стоя посреди комнаты, держал в руках сложенную плащаницу. Его окружали телохранители с обнаженными клинками.

Бездыханный Нуткер навзничь растянулся на полу, в луже крови. Кунрат сидел рядом, приподняв голову товарища. Раскрытые глаза Нуткера остекленели.

– Он не хотел отдавать плащаницу, – вздохнул Кунрат.

– Я же предупреждал, мастер Дисмас, что не люблю тратить время попусту, – заявил Карафа. – Тем более на препирательства со всякой мразью.

По его знаку телохранители схватили Дисмаса, связали ему руки за спиной и толкнули на пол.

– Вы получили что хотели, – сказал Дисмас. – Отпустите девушку. Мы же договорились…

– Верно. Но ваша сестра-монахиня пришлась по душе моему господину. А я – его преданный слуга. Так что наш с вами уговор утратил силу. Какая досада. – Карафа поглаживал плащаницу, словно любимую кошку. – Поздравляю, мастер Дисмас. Представляете, как завтра удивится герцог Карл? Откроет ковчег – а там пусто! Ах, я бы дорого дал, чтобы присутствовать при этом, но, увы, меня заждались в Париже…

Дисмас сообразил, что Карафа не подозревает о существовании Дюреровой копии.

– Вам знакомо понятие чести, синьор?

– Высшая честь – добиться победы. В этом я сегодня преуспел.

– Сучара макаронная, – сплюнул Кунрат.

Один из молодчиков Карафы пнул Кунрата между ног. Кунрат скорчился и застонал.

– Эти ландскнехты – такие невежи, – сказал Карафа. – Никакого представления о хороших манерах. Экая жалость. Впрочем, это не важно. – Поглаживая плащаницу, он продолжил: – Зато они отменные бойцы. Мне доводилось видеть их в деле. Неудивительно, что кардинал Альбрехт отправил их с вами.

Дисмас недоуменно посмотрел на него.

– Кстати, я очень привязался к сестре Хильдегарде, – заявил Карафа. – А как ее, вообще-то, зовут? К женщине, с которой предаешься утехам, из приличия следует обращаться по имени. Хотя забавно будет звать ее сестрой. Пожалуй, я займусь ей, прежде чем передам своему господину. Как-то не хочется подхватить его горную болезнь…

Дисмас невольно рванулся вперед, пытаясь сбить Карафу с ног. Бессмысленный поступок. Телохранители пинали Дисмаса до тех пор, пока Карафа жестом не остановил их. У Дисмаса не было сил сопротивляться.

– А вот и граф Лотар почтил нас присутствием!

Дюрера схватили, связали и швырнули на пол, рядом с остальными.

Дисмас приподнялся. Дюрер с ужасом глядел на него.

– Я только что поздравил мастера Дисмаса с успешным перенесением святыни, – пояснил Карафа. – Теперь ваша очередь принимать поздравления. Вы наверняка исполнили свою роль в Тайной вечере не хуже, чем в предыдущем спектакле.

Дюрер во все глаза смотрел на сложенную плащаницу.

– По-моему, мы с вами знакомы, – сказал Карафа. – Где-то я вас…

– Нет, – ответил Дюрер, покосившись на Дисмаса.

– У меня прекрасная память. Во Флоренции? Или в Венеции?

– Я бы, несомненно, запомнил такую яркую личность, как вы, – пробормотал Дюрер.

Карафа передал плащаницу телохранителю, присел перед художником на корточки, пристально вгляделся ему в лицо и намотал на палец рыжий локон.

– Очаровательные кудри… – Карафа выхватил кинжал из ножен и срезал прядь волос. – На память. Сувенир, – пояснил он и приставил острие клинка к щеке Дюрера. – Жаль уродовать такую милую мордашку… Еще раз спрашиваю: где мы встречались?

– Скажи ему, – выдохнул Дисмас.

– В Венеции.

Карафа, повернув клинок плашмя, с улыбкой шлепнул Дюрера, словно школьный учитель, журящий нерадивого ученика.

– Когда? – спросил он, вставая.

– Когда герцог Урбинский с дожем проверяли, как продвигается работа Тициана над «Успением Богородицы» в соборе Санта-Мария-Глориоза-деи-Фрари.

– Как же, помню! А в какой роли вы тогда выступили?

– Тициан – мой друг.

– Надо же! А что вы делаете в Шамбери, изображая аристократа среди этого сброда?

– Они тоже мои друзья.

Карафа снова опустился на корточки и приблизил острие кинжала к правому глазу Дюрера.

– Что же мне с вами делать, граф Лотар? Выколоть глаз? Этот? Или этот? – Он поднес кинжал к другому глазу. – Даже не знаю. Как по-вашему, с какого глаза лучше начать?

– Это Альбрехт Дюрер, – не выдержал Дисмас. – Живописец. Из Нюрнберга. Вы намерены ослепить величайшего германского художника? Вас ославят на веки вечные.

Карафа встал, похлопывая клинком о ладонь:

– Дюрер? Да, я слыхал о Дюрере… Величайший германский художник? Неужели среди германцев встречаются великие художники?

– Да, – сказал Дюрер. – Но очень редко. Почти так же редко, как порядочные люди среди итальянцев.

По булыжной мостовой загрохотали тяжелые колеса. Карафа выглянул в окно. Грохот и топот копыт нарастали. По улице одна за другой катили кареты.

– Его высочество отбывают, – сказал Карафа и обратился к телохранителю с плащаницей в руках: – Отнеси это его высочеству. Он заждался. Передай, что я нагоню его по дороге на Экс. Мне тут надо кое-что уладить.

Телохранитель отвесил поклон.

– Возьми с собой Розано и Гриффани, – продолжил Карафа. – И слушай, Фулко…

– Да, синьор?

– Эта вещь дороже всего на свете. Если ты не вручишь ее лично его высочеству, то поплатишься головой.

Фулко еще раз поклонился и ушел с двумя спутниками. В апартаментах остались пятеро телохранителей.

– А теперь устроим новую живую картину, – сказал Карафа. – Как бы нам ее назвать?

Он присел перед Кунратом и с улыбкой перерезал ему горло. Кунрат захрипел, голова бессильно свесилась на грудь.

– Например, «Ландскнехт с перерезанной глоткой». – Карафа встал и отер кровь с кинжала. – А далее по старшинству, от нижестоящих к вышестоящим. Итак… Гм… – Он наставил кинжал на Дисмаса, потом перевел на Дюрера, потом снова на Дисмаса. – Кто же следующий? Добрый Разбойник или величайший из германских художников? – Присев перед Дисмасом, Карафа сказал шутовским тоном: – Вы следующий, мастер Дисмас. Сами понимаете, величайший художник выше разбойника.

– Вы отправили своему господину подделку, – внезапно сказал Дюрер.

– Вы о чем?

– О плащанице. Это копия. Я сам ее изготовил.

Карафа укоризненно зацокал языком:

– Негоже измышлять ложь, готовясь предстать перед Создателем.