Адам Уильямс - Книга алхимика [Роман]

Закованная в железо рука схватила меня за шиворот и рывком затащила в комнату. Дверь за спиной с шумом захлопнулась. Снова лязгнул замок. Я приземлился на четвереньки на ковер — тот самый, на котором стоял во время бракосочетания. Подняв голову, я увидел Джанифу, опустившуюся передо мной на колени.

— Самуил! Ты нашел нас! — воскликнула она.

Я посмотрел ей за спину. Азиз лежал на диване. На полу валялась его кольчуга. Грудь принца была перевязана красными от крови бинтами. Из плеча торчал обломок стрелы. Женщина с закутанным лицом вытирала ему лоб тряпицами, которые смачивала в серебряной миске с водой.

— Удивительный ты человек, Самуил, — усмехнулся Азиз. — Стоило завести речь о том, что мне нужен лекарь, как ты уже здесь.

— Ты жив, — прошептал я. — На рыночной площади солдаты кричали, что тебя убили.

— Пока еще нет, — ответил он.

Несмотря на его улыбку, я увидел, что он смотрит на меня обеспокоенно и даже смущенно. Точно так же на меня смотрела и Джанифа.

Женщина, вытиравшая Азизу лоб, обернулась. В тот же самый момент маленький русоволосый мальчик высунул из-под дивана голову. Мне показалось, что я снова схожу с ума.

Взглянув на женщину, я увидел широкую улыбку, знакомые ямочки на щеках и карие глаза Айши.

В котором речь идет о том, как двое иудеев увидели наяду и о том, как кардинал предложил одному из них работу.

Мало кто не слышал легенду о падении Мишката. Если ей верить, то распаленные похотью и жаждой убийства норманнские и франкские рыцари ворвались в обезлюдевший дворец и принялись искать знаменитый гарем, а эхо их воплей гуляло по пустынным мраморным покоям. Наконец крестоносцы по аромату духов отыскали погрузившийся в тишину зал. Там они нашли эмира и его красавиц, одетых в их лучшие наряды. Все они спали вечным сном, сжимая в руках золотые кубки. Гордость и торжество застыли на их лицах, надменно смотрели на врагов их остекленевшие глаза. Поэты потом описывали, как христианские рыцари, сжимая мечи, с которых капала кровь нубийцев, застыли от ужаса при виде тихого величия смерти, как, придя в смятение, кинулись прочь, гонимые силой Аллаха.

Я слышал, что стихи об этом читают даже во дворцах Каира и Багдада. В этом нет ровным счетом ничего удивительного. Буквально каждый день приходят известия о том, что крестоносцы то на Сицилии, то в Малой Азии, то в Сирии, то в Палестине захватили очередную крепость или город. Само собой разумеется, мусульманам хочется представить себялюбивый поступок эмира Абу примером того, что, даже потерпев поражение, можно одержать над врагом нравственную победу.

Лично я сомневаюсь, что безжалостные христианские рыцари были хотя бы капельку тронуты представшей перед ними картиной. Скорее всего, они снова пустили в ход окровавленные мечи, рубя очаровательные головки наложниц, чтобы снять с них усыпанные изумрудами и топазами ожерелья. Надо полагать, резали они красоткам и пальцы — так гораздо проще снять бриллиантовые кольца.

Мы видели, какому чудовищному разграблению подвергается город, когда со всей осторожностью спускались по склону козьей тропой. Мусульманские и еврейские кварталы горели. Купол городской мечети тоже был объят пламенем. Он обвалился прямо на наших глазах. Сквозь рев пламени до нас доносились истошные крики женщин, эхом которым служили пьяный смех и хриплое улюлюканье захватчиков. И на фоне всего этого едва слышно звучали молитвы на латыни — в церквях христианского квартала шли службы.

Главная дорога ко дворцу была запружена подводами с золотом, серебром, шелками, мебелью и прочей добычей: христиане грабили дома, прежде чем предать их огню. На одной из телег в свете горящей мечети я разглядел силуэт семисвечника-меноры, некогда стоявшего в одной из синагог. Один из солдат-ветеранов, которого тысячник Хаза отрядил мне в помощь, был иудеем. При виде меноры слезы заструились по его лицу.

Мы шли в молчании, стараясь двигаться как можно тише. Хаза приказал воинам снять кольчуги и обвязать их тканью, чтобы звяканьем они нас не выдали. Женщин, ребенка и меня несли на закорках. Тысячник решил не рисковать, ведь тропа была узкой и крутой, а мы были неуклюжими и могли нечаянно устроить камнепад. Позади нас четверо солдат искусно лавировали среди валунов с носилками, к которым был привязан Азиз, находившийся в бессознательном состоянии. Вообще-то, ему требовался полный покой, но мы оказались в безвыходном положении. Если бы остались, нас бы ждала верная смерть.

Во всей этой суматохе у меня хватило ума прихватить с собой сумку с медицинскими принадлежностями. Я удалил стрелу и обработал рану с помощью своего универсального эликсира. У меня были основания полагать, что все прошло удачно: жар у Азиза почти спал, а признаков заражения крови я не видел. Джанифа предлагала спрятаться в потайной комнате и дожидаться, когда принц пойдет на поправку, но я шепотом предупредил Хазу, что с врагами Паладон, который знает и о козьей тропе, и о комнате. Тысячник все правильно понял и отдал приказ немедленно выдвигаться. Чтобы Азиз вдруг не привлек к себе внимание врагов невольным стоном или криком, я на всякий случай погрузил его в сон, дав ему макового сока. В тот самый момент я заметил, что Айша на меня очень странно посмотрела, так, будто ее снедали голод или жажда. Чем вызван этот странный взгляд? Каким образом она осталась жива? Почему сейчас, когда нам угрожает страшная опасность, на ее лице то и дело появляется очаровательная озорная улыбка? В моей голове роилось очень много вопросов, но задавать их времени не было. Сейчас важнее всего было спастись.

Если бы не Хаза, мы бы наверняка погибли.

У подножия холма нас ждал отряд его солдат с лошадьми. Воины хмуро показали на дорогу за зарослями кустарника, и у меня сжалось сердце. Путь нам преграждали шестеро конных рыцарей-норманнов. Их лошади были поставлены в круг. Рыцари пили вино из серебряных кувшинов, которые где-то стащили. Один из норманнов насиловал в грязи юную арабскую девушку, возле которой лежал труп мужчины с перерезанным горлом. Возможно, это был ее супруг. Остальные рыцари со смехом передразнивали плач и крики девушки. Крестоносец, терзавший несчастную, поднялся с земли. Его приятель спешился, сунул первому кувшин вина, а сам занял место товарища.

Лицо Хазы потемнело от гнева.

— Она из хорошей семьи, — прошептал он Джанифе, — это сразу видно по одежде. Убитого я знаю. Его зовут Ахмед бин Талиф, и я ему должен за жеребца, которого он недавно купил для моих конюшен. Пришла пора расплатиться за этот долг. — Он знаком подманил к себе сотника и что-то прошептал ему на ухо.