Адам Уильямс - Книга алхимика [Роман]

В которой я рассказываю об идеальном эмирате и о том как изменилась моя жизнь после того, как я залез на дерево.

Так с чего же, спросит читатель, мой отец (или, если желаете, пророк Илия) решил, что именно в Мишкате царит мир и покой? Мишкат, как и прочие эмираты, принадлежал мусульманам. Он страдал от тех же бед, что и все они. Борьба за власть, пограничные стычки, интриги, все это имело место и тут. Случались и войны с соседями. Об одной из них я расскажу чуть позже: она заслуживает особого внимания, потому что сыграла немаловажную роль в наших судьбах. Однако все обитатели Мишката — и мусульмане, и христиане, и иудеи — считали себя живущими в безопасности счастливчиками, обласканными фортуной. Отличительной особенностью эмирата было чувство единства, совершенно не свойственное другим государствам, в которых мне довелось побывать.

Вне зависимости от нашего вероисповедания мы все считали себя в первую очередь мишкатинцами. Мы все были преданы нашему эмиру Абу бин Валиду аль-Даулу, которого любили и почитали, как дети отца. Мы радовались его заботе о нас и с готовностью платили подати, даже не помышляя о том, чтобы утаить хотя бы грош, ибо знали — собранные деньги будут потрачены на нас.

Мои восхваления эмира могут показаться вам более чем странными, если вы узнаете, что всякий, кто водил с ним знакомство, а я входил в число таковых, считал нашего эмира, несмотря на всю его приветливость и благожелательность, самолюбивым негодяем, которого занимают лишь лучшие вина, красавицы рабыни и великолепие собственного дворца. Да, рабыни со всего света воистину служили одним из немаловажных украшений его чертогов. Поговаривали, эмир мог с радостью заплатить целое состояние рабовладельцу за красотку нубийку, доставленную из приграничных с Египтом земель, с черной как уголь кожей, или за златовласую дочь племени викингов, родом из заснеженных северных краев… Ходили слухи, что он даже приобрел гладкокожую деву из страны Чин, кою римляне называли страной Серее и откуда купцы везли шелка.

Не буду отрицать, я был весьма потрясен разнообразием обитательниц гарема, но это произошло несколько позже, когда я стал придворным лекарем и получил дозволение посещать женскую половину дворца. Сам дворец находился в окружении пышных садов, укрывавших от посторонних глаз своих обитательниц редкой красоты и самых разных оттенков цвета кожи. Среди них и вправду была женщина, подобных которой я никогда прежде не встречал. Глаза ее были как миндаль, волосы — словно черный шелк, а желтоватого цвета кожа столь невероятно мягка и нежна, что мне показалось — передо мной обитательница небесных сфер. Она говорила на странном певучем языке, которого никто не понимал, и медленно угасала, видимо от тоски и одиночества. Я предположил, что она-то и являлась той девой из страны Чин.

Другие обитательницы гарема только и делали, что болтали без умолку. Они напоминали мне канареек в золотой клетке. При этом наложницы прекрасно ладили друг с другом, что также произвело на меня сильное впечатление. Зависть и ревность, царящие во многих гаремах, нередко отравляют жизнь тамошним красоткам, однако тут я ничего подобного не заметил. Насколько я понимаю, наш эмир никого из них не выделял, в равной степени одаривая вниманием своих пташек, что требовало от него немало сил для плотских утех. Одно это само по себе казалось мне весьма удивительным, поскольку эмир был уже немолод. Красотой он тоже не отличался: лысый, с хитрыми раскосыми глазами и распухшим от постоянных возлияний носом. Кроме того (это являлось государственной тайной, за разглашение которой я бы тут же лишился головы), эмир был в некотором роде евнухом, отличаясь при этом особым образом от тех несчастных, которых кастрируют рабовладельцы. Эмир родился с этим увечьем, и оно позволяло соитие, одновременно исключая зачатие. Его мощный ствол, по свидетельству наложниц, много раз за день становился тверже камня, но этот ствол был лишен плодов, и из него никогда не извергалось семя.

Да, наложницы любили эмира, ибо он был добр и осыпал их дорогими подарками, на которые женщины столь падки, но детей, которых женщины желают куда больше, эмир им дать не мог. Не думаю, что это его сильно тревожило. Эмир слыл убежденным холостяком, давно решившим передать власть своему племяннику, и ему нравился его образ жизни среди красот эмирата, полученного в наследство от завоевателя-отца. К великому счастью миролюбивых жителей Мишката, отец эмира, сирийский наемник-авантюрист, некогда сражавшийся в армии аль-Мансура, с наступлением эпохи хаоса захватил трон в эмирате, уничтожил всех своих соперников и вскоре после этого умер от ветряной оспы. Своей смертью он оказал всем большую любезность, ибо нрава был свирепого и потому обожал войны и сражения. Да смилуется Аллах над его душой, ибо смерть его стала истинным благословением для всех нас!

Я отвлекся, впрочем не сильно. Мы, мишкатинцы, под данные эмира Абу, нежились в лучах славы, которая гремела о его роскошном дворце. Караваны, груженные камнем, устремлялись в наш эмират со всех концов света, и камни эти соперничали разнообразием с наложницами гарема. Отец рассказывал мне, что, едва осев в Мишкате, он буквально каждый день видел, как мулы тащат вверх по склону холма то части римских колонн, то пестрый фригийский мрамор, то сицилийский базальт, то черный обсидиан из Липари, то лучший египетский алебастр, то мешки с янтарем с продуваемых всеми ветрами побережий Балтики. Все это предназначалось для завершения строительства дворца, начатого на заре правления эмира Абу.

Когда я впервые отправился во дворец, сверкавший на утесе, словно языческий храм, то полагал в своей гордыне и заносчивости, что перед моим взором предстанет безвкусица — бесполезное собрание дорогих безделиц. Я заблуждался. Миновав главные врата, я оказался в просторной зале, украшенной колоннами, каждая из которых была сделана из разных камней. Комнаты соединялись друг с другом полукруглыми арками с полосатыми красно-желтыми апсидами, красота которых ничуть не уступала дверям, что некогда украшали дворец самого халифа, именовавшегося Мадина аз-Захра. Одна парадная зала сменяла другую, каждая следующая была великолепнее, чем предыдущая. Наконец гость попадал в тронную залу и буквально немел от восторга. Там его ждал эмир Абу, сидевший на украшенном обсидианом престоле. Стены тронной залы были из стекла и полированной стали. Сложно было сказать, где тут зеркала, а где настоящие окна, выходящие на просторную, тянущуюся до горизонта равнину Мишката.

С мраморного балкона открывался вид на сады эмира. Они были разделены двумя каналами на четыре части, как Рай [19] По мусульманским представлениям, Рай состоит из четырех садов. , и в водах, струящихся по этим каналам, отражались, подобно райским кущам, сады Абу бин Валида. Среди фонтанов, павильонов и клумб разгуливали павлины, а весенние цветы поражали разнообразием расцветок, напоминая о персидских коврах в покоях эмира. Зеленые лужайки обрамляли деревья. Каких пород там только не было! В садах эмира росли кедры, клены, липы, пальмы, вязы, ивы, тополя и лавры, а также гранаты, финики, лимоны, апельсины и смоквы. В изумрудной оправе листвы плоды сияли, словно драгоценные камни. У обрыва, на самом краю утеса, нашлось место винограду, китайским розам и другим вьющимся растениям, навевавшим мысли о висячих садах Семирамиды.