Адам Уильямс - Книга алхимика [Роман]

Заложники неподвижно сидели на скамьях, рты раскрыты, глаза выпучены от страха. Прогрохотал пулемет, и снова наступила тишина. Шум боя словно развеял чары. Матери прижимали к себе проснувшихся плачущих детей.

Фелипе вскочил. Схватив винтовку, он с глупым видом выставил ее перед собой, переводя дуло с заложника на заложника.

— Ни с места! — закричал он, притом что никто и не пытался бежать. Казалось, он напуган куда больше большинства горожан.

«Хорошо, что Томас спит», — подумал Пинсон, повернувшись к Марии. Она одарила его ободряющей улыбкой, но при этом от внимания профессора не ускользнуло, что плечи женщины тряслись. Потянувшись к ней, он коснулся ее руки.

— Скорее всего, у кого-то из солдат сдали нервы, — произнес он. — Может, кто-то заметил приближение неприятеля.

Он почувствовал под ладонью ее теплую, чуть влажную от пота кожу. Внезапно профессора охватило смущение, и он попытался убрать руку, но Мария, вцепившись в нее, притянула Пинсона к себе.

— Энрике, — прошептала она, — мы обязаны рассказать остальным о том, что происходит. Про фашистов, взрывчатку…

— Знаю, — тихо ответил он, — я только об этом и думал, пока читал. Но как лучше это сделать? Главное, чтобы не началась паника.

— Поговори с ними! Тебе поверят, — настойчиво произнесла она.

— Я в этом не очень уверен, — улыбнулся Пинсон. — Лучше сперва привлечь на свою сторону того, кому доверяют люди. Думаю, нам стоит обратиться за помощью к бабушке Хуаните.

— Да, ее все слушаются.

— Согласна? Вот и прекрасно. Теперь осталось дождаться удачного момента.

Пинсон опустил взгляд на свою ладонь, которую по-прежнему сжимала Мария. Несмотря на испуг, рыжеволосая красотка прекрасно владела собой. Пинсон понял, что недооценил ее. Мария приятно его удивила. «Хорошо, что она рядом», — мелькнуло у него в голове.

— Пока надо переждать стрельбу. Слышишь, опять началось, — сказал профессор.

Прозвучал одинокий винтовочный выстрел, после которого вновь воцарилась тишина. Заложники сидели и, затаив дыхание, ждали продолжения боя.

Когда пулемет застучал опять, какая-то женщина пронзительно вскрикнула, однако Пинсон с облегчением отметил, что подавляющее большинство людей сохраняют спокойствие. Горожане не сводили глаз с Фелипе, который с винтовкой в руках метался перед алтарем. Они были словно добропорядочные прихожане, собравшиеся на заупокойную службу и теперь не знающие, что делать с сошедшим с ума священником.

Пинсон вслушивался в шум боя, пытаясь понять, что происходит. Начавшаяся перестрелка была куда жарче первой, когда огонь вели только коммунисты. Теперь же им отвечали — скорее всего, фашисты, что были в авангарде. И как же Огаррио собирается вести переговоры? Видимо, он решил начать с демонстрации силы, чтобы противник отнесся к нему серьезно. «Пока беспокоится не о чем, — решил Пинсон, — а вот поведение этого дурака, которого оставили нас сторожить, внушает опасения».

Фелипе продолжал выкрикивать приказы один другого нелепее. Даже через несколько минут после того, как перестрелка прекратилась, он продолжал кричать: «Всем оставаться на своих местах!»

Он замолчал, только когда бабушка Хуанита забарабанила клюкой по спинке скамьи.

— Да что ты за солдат такой, а? Перепугался, словно цыпленок желторотый! Помяни мое слово, ты бы в ополчении у моего сына долго не протянул!

Стоило прозвучать ее словам, как на Фелипе обрушился целый град вопросов разгневанных горожан:

— Может, объяснишь, что происходит?

— Зачем вы нас здесь заперли?

— С кем вы сражаетесь? С фашистами?

— Зачем вы заставили нас нарядиться в священников и монахинь?

— Почему вы держите нас под замком? Мы же на вашей стороне!

— Что с теми, кто остался в городе?

Фелипе, вскинув винтовку, попятился к алтарю. Пинсону стало ясно: необходимо немедленно что-то предпринять. Толку от Фелипе не больше, чем от деревенского дурачка.

Профессор встал и с начальственным видом вскинул руку — так он призывал к тишине толпу, когда выступал на митингах. Увидев, как к нему поворачиваются изумленные лица, он, перекрывая гомон, прокричал:

— Граждане! Не будем так строги к рядовому Муро! Он всего-навсего солдат и выполняет свой долг. Правильно я говорю, Фелипе? — с улыбкой посмотрел на юношу Пинсон. — Ты здесь, чтобы нас защищать, и мы тебе за это очень благодарны. — Он с усмешкой посмотрел на винтовку. — Давай ты прибережешь оружие для настоящих врагов, договорились? Ты же не хочешь напугать Томаса и других детей? Ты же для них пример! Ты их друг! — Профессор показал на внука, со страхом выглядывающего из-за плеча Марии.

Молодой человек в ошеломлении открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Медленно он опустил винтовку.

— Молодец, — Пинсон хлопнул его по спине. В ответ Фелипе смущенно улыбнулся — он был рад неожиданной помощи со стороны профессора.

Повернувшись, Пинсон взглянул на горожан. Они смотрели на него с подозрением. Быть может, всего несколько мгновений назад он в их глазах был близким по духу сказителем, но сейчас снова стал экстранхеро . Ему еще только предстояло завоевать их доверие. Во время избирательной кампании всякий раз, когда профессору приходилось выступать перед враждебно настроенной толпой, Пинсон завоевывал симпатии собравшихся напористостью и даже агрессивностью, но сейчас он почувствовал, что в данных обстоятельствах куда лучше сработает скромность и смирение. Устремив взгляд на пожилую даму, он обратился к ней:

— Донна Хуанита, если вы позволите, мне бы хотелось поговорить с вами с глазу на глаз.

Брови старухи удивленно поползли вверх. Она было открыла рот, чтобы ответить, но ей помешал внезапно вскочивший молодой человек в безрукавке. Им оказался бывший пастух Пако Куэльяр, ныне член революционного совета. Пинсон вспомнил, что Мария обозвала Пако говнюком. Губы бывшего пастуха презрительно кривились, а в глазах полыхала злоба.

— Что это ты такое собрался сказать бабушке Хуаните? Мы, получается, не шибко тебя достойны, так? И вообще, чего это ты тут раскомандовался? Ты же не из нашего города!

Выдержав его взгляд, Пинсон спокойно ответил:

— Вы правы, синьор Куэльяр, я не из вашего города. И, как вы совершенно верно отметили, я не имею ни малейшего права отдавать здесь кому-либо распоряжения. Именно поэтому я решил обратиться к почтенной донне за советом, надеясь, что ей под силу решить, какая от меня может быть польза.

— Знаешь, что я тебе скажу, сеньор политик, профессор или кто ты там есть? Думаешь, я тебе верю? Да ни хера!

— Пасито! Следи за языком! — прикрикнула на него Хуанита.

— Бабушка, при всем моем уважении к вам, хотелось бы обратить внимание на то, что я здесь единственный законно избранный представитель власти, поэтому выслушайте меня, прежде чем позволите этому экстранхера водить вас за нос. Вы все! Слушайте меня, — он развел руки в стороны, будто собирался одним махом обнять всех присутствовавших. — Я хоть кому-нибудь из вас давал повод усомниться в себе? Может, кто-нибудь здесь не знает, как я трудился до седьмого пота на благо города? — Взявшись одной рукой за отворот жилетки, он воздел другую вверх, как заправский оратор. — Денно и нощно я пекся о народе. И сейчас, в минуту опасности, я не бросил вас. Я с вами. Как думаете, почему я решил присоединиться к вам?