Адам Уильямс - Книга алхимика [Роман]

— Но теперь все кончено? Ты мне это хочешь сказать?

— Разве? С чего ты взял? Зачем ты устраиваешь этот спектакль? Я не хочу с тобой расставаться. Как раз наоборот, мне нужно, чтобы ты был рядом. Мне это необходимо. — Он принялся крутить в руках платок. — Самуил, ты должен понять одну важную вещь. Мы уже не мальчики, и потому нам придется распрощаться с теми вольностями и свободами, что у нас когда-то были. Кто знает, быть может, настанет тот день, когда мы оба поймем, что надо покончить с ребячеством. Разумеется, мы останемся друзьями, — поспешно добавил он, — я всегда буду тебе другом, тебе и Паладону. Как и прежде, мы будем время от времени встречаться… Беседовать о философии и магии, Боге-Перводвигателе, о том идеальном мире, который мы когда-то мечтали создать. Я знаю, насколько это для тебя важно. Мне тоже это нравилось, хотя я не всегда понимал доводы, что ты приводил. Они для меня слишком сложные.

Не знаю, что потрясло меня больше — небрежность, с которой он описал нашу страсть, или то, как он отмахнулся от веры и убеждений, объединявших нас.

— А как насчет Братства Талантов, которое ты хотел основать? Для тебя это тоже было детской игрой?

— Отнюдь, — покачал он головой, — я считаю это отличной идеей. Зачем от нее отказываться? Паладон может построить храм. Нисколько не сомневаюсь, этим храмом все будут восхищаться, — он усмехнулся и погладил меня по колену. — Впрочем, не забывай, я ведь стану кади. Долго ли я смогу мириться с твоими странными верованиями? Я ведь буду обязан защищать государственную религию… — он обнял меня за плечи. Его глаза горели, а губы дрожали. — Прошу тебя, Самуил, довольно. Я не люблю ссориться. Это меня расстраивает. Прости, во всем виноват я. У меня слишком много дел, — стянув с меня джеллабу, он опрокинул меня на кровать.

Я увидел, как надо мной нависло его лицо. Я закрыл глаза, ожидая, что вот сейчас мы снова, как когда-то, сольемся воедино… Но я почувствовал лишь прохладу ночного ветерка…

Азиз встал и затянул пояс.

— Прости, Самуил, но у меня сегодня еще очень много дел, — сказал он.

Так я впервые узнал, что чувствует потаскуха, точнее сказать — отвергнутая потаскуха.

Утром я тихонько унес сундучок со своими вещами из покоев Азиза. Я знаю, заметив пропажу моего скарба, он почувствовал облегчение. Всего несколько дней спустя мое место заняла женщина. Я был совершеннейшим образом уничтожен, узнав, что он купил рабыню у одного из военачальников, который после разгрома вражеских сил совершил вместе с Салимом набег на земли Толедо. Наконец я понял, где Азиз пропадал в предрассветные часы. Дело тут было вовсе не в работе, а в его новой возлюбленной, и это притом, что в то время он все еще делил постель со мной! Теперь же, когда мы с ним расстались, этой рабыни было ему мало, и он часто по ночам отправлялся с Паладоном на поиски любовных утех, оставляя меня наедине с моими книгами.

Иногда мне казалось, что слуги, завидев меня, начинают тайком ухмыляться. Многие из них презирали меня, когда мне сопутствовала удача и я был в фаворе у Азиза, теперь же они радовались моему низвержению. Я не обращал на них внимания. Грех жаловаться на моих друзей, что были ко мне так добры. Паладон никогда не отличался особым красноречием. Вместо слов он ободряюще похлопывал меня по спине и сочувственно улыбался. Даже Азиз по-своему пытался меня подбодрить. Как-то поздним вечером он прислал мне усыпанного драгоценностями чернокожего юношу, которого специально купил для меня на невольничьем рынке. Поначалу я хотел его оставить — сколько уж можно злиться на себя и весь мир, — но потом решил отправить юношу восвояси со словами признательности. Никто не мог заменить мне Азиза — во всех смыслах. И никогда не смог.

Не знаю, как я пережил первые два месяца. Я практически не спал. Думал только об Азизе, о том, что он сейчас в двух шагах от меня развлекается с одной из женщин — его покои находились по соседству с моей комнатой, чуть дальше по коридору. Я потерял аппетит и почти ничего не ел. Утренние уроки в обществе Азиза и Паладона сделались для меня невыносимыми. Близость принца завораживала и бесила меня, а жизнерадостный нрав Паладона доводил до исступления. После окончания занятий я с облегчением удалялся в библиотеку, где занимался своими изысканиями. Книги помогали отвлечься от мучительных, тягостных мыслей. Однако, вернувшись в свою комнату, я начинал заниматься самоедством, не позволяя душевной ране зажить. Как и многие отверженные, я винил себя, без толку пытаясь понять, что же такое сотворил, что подвигло Азиза на разрыв со мной.

Мне было мучительно больно смотреть со стороны на разгульную жизнь, которую вели Азиз с Паладоном. Несколько раз поздними вечерами по дороге в библиотеку с книгами под мышкой я сталкивался с ними в коридоре. Пьяно покачиваясь из стороны в сторону, друзья шли куда-то в компании хихикающих девушек, закутанных в шелка. Однажды в свете луны я видел, как Азиз за руку тянет к себе в покои миловидного воина. Это уязвило меня больше, чем его развлечения с женщинами. Воин внешне походил на меня.

Казалось, Азиз не мог насытиться. Он обрел свободу, которой был прежде лишен, и брал от нее все. Однажды я услышал из его покоев шум — женские визг и крики, которые перекрывал хохот Паладона. Я решил, что он меня тоже предал. Я думал, нашей дружбе пришел конец, и это меня печалило даже больше, чем времяпрепровождение моих товарищей. В те дни мы больше не встречались у Айши, не обсуждали наши планы на будущее. Сейчас я знаю — Паладон и Азиз избегали меня, потому что из-за озлобленности на окружающий мир я сделался совершенно невыносим.

Однажды добродушный Паладон отвел меня в сторону и сказал, что мне пора успокоиться.

— Все кончено, Самуил. Смирись, наконец, с этим. Смирись и живи дальше.

— У тебя бы язык не повернулся такое сказать, если бы ты знал, каково мне, — ответил я. — Ты даже представить не можешь, как он обошелся со мной.

— Думаю, весьма жестоко, — ответствовал Паладон. — Но согласись, это даже тебе на руку, так будет проще забыть о нем. Смотри, он же показал тебе свое истинное лицо. Разозлись на него, хотя бы ненадолго. Тебе станет легче. Найди кого-нибудь красивее и умней — это тоже должно помочь. Знаешь, Азиз тебя недостоин. Ему никогда не сравниться с тобой. Он мне как брат, однако должен признать, что ты его намного умнее. Он куда более груб и не способен столь же тонко чувствовать, как ты. Кроме того, не забывай о том, что он принц. Отпрыски царствующих родов испорчены, себялюбивы и бездушны. Такова их природа.

— Пойми, Паладон, я люблю его. Что я могу с собой поделать? Кроме того, его чувства ко мне тоже до конца не угасли. Я это знаю. Видишь, что происходит? Я цепляюсь за надежду, что он ко мне вернется, когда… когда вдосталь натешится.