Николай Свечин - Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

Особый мир представляли балаганы Калашниковской [111] Ныне Синопская наб. набережной. Все, что приходило в город по Неве, сгружалось и хранилось здесь. Огромные обороты хлебной торговли кормили не только купцов, но и крючников, босяков, жалких халамидников (базарных воров), комиссионеров страховых обществ. А еще «оптовых» воров, которые таскают добычу возами. При этом или подкупался сторож на воротах, или ему давали по голове… Если купец вдруг серчал и жаловался в полицию, его склад мог ненароком сгореть. Зерноторговцы это знали и не очень расстраивались из-за убытков, а просто вставляли их в цену. У «оптовых» имелись свои черные извозчики, только не живейные, а ломовые. И свои атаманы – воры-чистяки. Под видом торговых агентов они шлялись по пакгаузам и узнавали, где и что плохо лежит. В начале двадцатого века чистяки сменили тактику. Теперь сторожей не трогали, а воровали при помощи поддельных накладных. Товары вывозили целыми обозами, особенно сахар и дорогую ситную муку.

Рис. 50. Калашниковская набережная

Самое же жуткое в Петербурге место начиналось с площади перед Скотопригонным двором. Он находился в конце Забалканского проспекта, за Обводным каналом. У входа стояли две статуи быков работы скульптора В.И. Демут-Малиновского. Поэтому жаркое местечко так и называлось – «у быков». Отсюда начиналась питерская преисподняя – Горячее поле.

Рис. 51. Скотопригонный двор

Оно называлось так из-за расположенной здесь вечно дымящейся свалки отбросов скотобойни. Начиналось поле недалеко «от быков» и шло на юг, охватывая с трех сторон Митрофаньевское и Громовское старообрядческое кладбища. Нехорошая местность тянулась на много верст за Московскую заставу вдоль одноименного шоссе. На западе она примыкала к трущобам Нарвской заставы и казармам Путиловского завода.

Тон всему задавали огромные обороты мясного дела. В год одного только крупного рогатого скота Петербург потреблял более 140 000 голов [112] Данные на 1885 год. См.: Бахтиаров А.А . Брюхо Петербурга: обществ. – физиол. очерки. СПб.: Ф. Павленков, 1888. С. 42. . Плюс скотина помельче: свиньи, бараны, телята. Мясопромышленники поставляли товар в 1020 лавок [113] Там же. С. 9. . Петербург был третьим по численности городом Европы после Лондона и Парижа. Он один съедал мяса больше, чем все губернские города, вместе взятые. Вокруг таких громадных денег кормилось множество народа. Мясо с боен воровали всегда. В той же Москве счет похищенному при Рейнботе с Мойсеенко [114] Подробнее см. раздел Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден. шел на сотни пудов. Торговцы жаловались, но полиция только отмахивалась… В Петербурге порядка было больше, но утягивали тоже немало.

День и ночь на Скотопригонном забивали животных. Этим занимались особо обученные люди – башколомы. Они валили могучего черкасского быка с одного удара. Иногда такие специалисты срывались и становились фартовыми. Путь им был прямиком на Горячее поле. Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден

В теплые месяцы все его огромное пространство было заселено людьми. От Веселой поляны, возле Скотопригонного двора, и до Пьяного края, позади Митрофаньевского кладбища, стояли шалаши. Народ играл на гармошках, майданщики торговали разбавленным спиртом, торговки предлагали щековину с рубцом… Свобода! Среди обитателей поля были и обычные мастеровые с паспортами, которые удалялись из душного города на летние квартиры. Они ночевали в шалашах, уходили оттуда на работу, а по вечерам пили водку и дрались. Другие обитатели – бесписьменные. Они жили в таких же шалашах, но бегали от полицейских облав по кустам. Это называлось «ломать тальянку». Жили голодранцы за счет свалки. Днем они копались в отбросах, извлекая еду и кости со шкурами, которые можно было продать старьевщикам. Ночью жгли костры и воровали друг у друга, после чего тоже дрались… В мае – июле в шалашах скапливалось до 40 тысяч обитателей! Какая тут облава? Полиция заходила с краю, где поменьше людей, хватала кого могла и сама убегала прочь. Поэтому законной власти тут не было никакой, все вершили фартовые из тех, кому нельзя было селиться в городских кварталах, – варнаки [115] Беглые каторжники. , дезертиры, рецидивисты и гайменники. Их было всего несколько десятков, но, пожалуй, это были самые страшные люди в столице. И терять им было нечего, поэтому полиция старалась их зря не беспокоить. Зимой они прятались в лесных оврагах между Автово и Средней Рогаткой, жили в землянках, топили печи, а по ночам черные извозчики вывозили их «на делопроизводство». Летом, когда Горячее поле заполнялось жильцами, его элита перебиралась из землянок в шалаши возле оврага позади свалки, так называемой Волчьей канавы, и начинала собирать дань с местного населения. Там же подыскивали подходящих людей с надежными документами. Дело в том, что летом все зажиточные горожане съезжали на дачи, а их прислуга отпрашивалась в деревню на сенокос. Вместо неё нанимались временные люди, с документами, но без рекомендаций. Их-то и подсылали лихие ребята, чтобы почистить богатые квартиры. Однако промышляли они не только кражами, но и грабежами. Чаще всего их жертвами становились гуляки, ночные посетители кафешантанов вроде «Орфеума» [116] Владимирский пр., 12, ныне в этом здании Театр им. Ленсовета. и загородных ресторанов наподобие «Самарканда» [117] Тогдашний адрес: Языков пер., 48. Позднее Языков переулок «поделили» на улицы Новосибирскую и Белоостровскую. . Очень часто грабеж завершался смертоубийством. Труп старались доставить на Горячее поле, чтобы захоронить в братской могиле в той же Волчьей канаве. Когда нет тела, нет и уголовного дела, вдруг гуляка сбежал от жены или кредиторов? Каждое лето в овраге появлялось несколько братских могил.

Тайные убежища с самыми злыми в городе людьми, с кладбищами при них – черное пятно на репутации Петербургской полиции. Здесь никогда не видели городового или сыщика. Лишь в 1910-х годах, когда застройка стала наступать на Горячее поле, обитатели Волчьей канавы исчезли. Однако окончательно ликвидировать клоаку сумели лишь при советской власти.

Рядом с Горячим полем, напротив Воскресенского Новодевичьего монастыря, располагался неофициальный, но многолюдный Конный рынок. Бал здесь правили цыгане. Они перекупали у крестьян лошадей еще на подходе к рынку, а затем продавали желающим втридорога. Действовали чавеллы большими группами, ходили с ножами, и фартовые предпочитали с ними не связываться.