Анатолий Терещенко - Переписчики истории. Мифы о Катыни

В данном случае уместно вспомнить слова французского писателя Николы Себастьяна Шамфора:

«Вот человек, неспособный снискать уважение к себе. Значит, ему остается одно: сначала сделать карьеру, потом окружить себя всякой сволочью».

Среди архитекторов «перестройки» были и такие типы, их имена у народа на слуху.

После атаки на лидеров соцстран социалистический лагерь заколебался, что привело к ликвидации ГДР. А потом смена власти покатилась по принципу домино и в других странах. Заволновались советские республики.

Это были уже не цветочки, а ягодки правления кичливого кремлевского сидельца, которого окрестили «первым немцем» в Германии за сдачу советского авторитета и продажу за бесценок всего того, что страна Советов (а если без пафоса — ее народ, простые труженики и налогоплательщики) вложила в инфраструктуру ГСВГ.

Горбачев и ему подобные доморощенные коллаборационисты захотели перелицевать историю, переименовать отечество. В связи с этим приведу слова А.С. Пушкина из письма П.Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 года:

«Ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь бы другую историю, кроме истории наших предков, такой, какую нам Бог ее дал».

Историю никому не дано изменить, она есть такая, как была, хоть бей ее, хоть бичуй, хоть издевайся садистски над ней — она есть или ее нет.

Проследим этапы горбачевского хозяйствования. Результаты антиалкогольной горбачевской кампании я видел лично в Крыму, когда бульдозером срывали ценнейшие сорта винограда. Тяжело было смотреть на это варварство, которое, по сути, являлось преступлением.

Потом партийные бонзы заговорили о горбачевской новации — ускорении в экономике. Но что это такое, народ так и не понял и не почувствовал. Хотя мог, но для этого надо было много работать и совсем не обязательно много и непонятно говорить.

Горбачев же больше разглагольствовал, нередко говоря неправду своему народу из-за трусости и ради сохранения своего места на троне, а также заискивая перед Западом и той же Польшей. Это касалось кровавых событий в Степанакерте, Вильнюсе, Тбилиси и т. д.

Так уж в жизни получается, что те, кто способен лгать, обычно о других думают хуже, чем о себе. Несмотря на пролитую в стране кровь, неразбериху в экономике, социальные проблемы, надвигающееся банкротство государства — он получает Нобелевскую премию.

По заказу одного из американских издательств Горбачеву пишут книгу «Перестройка и новое мышление» с тиражом более 2 млн экземпляров. Она распространялась почти в 100 странах мира. Гонорары — это тоже оплата противника за разрушение страны.

За что его так оценил Запад? На этот вопрос должны со временем правдиво ответить историки.

И все же, даже обывателю было видно, что он увлекся игрой в демократию и все больше и больше с подобострастием смотрел то на США, то на Германию, не учитывая явных планов ЦРУ, направленных на ликвидацию не «его», а нашей страны. Правда, со временем, когда он оказался выжатым лимоном, с ним перестали считаться.

Затем, как из рога изобилия, посыпались его мирные инициативы, но они не получили поддержки ни в США, ни в Европе, так как хозяева не хотели танцевать под советскую, явно фальшивую, мелодию слабеющего исполнителя.

Правда, своей гласностью он несколько освободил слово от плена цензуры. Но такая свобода нужна немногим, а вот обеспеченной жизни хотелось всем. А она никак не приходила. Страна не то, что стояла в застое — появился политический и экономический хаос. Союз юзом сползал куда-то вниз. Прилавки магазинов быстро пустели, начались перебои с выплатами зарплат, подняли голову всякого рода националистические «фронты», пролилась кровь в междоусобицах и т. д.

Люди часто говорили, что при Сталине мы выходили из хаоса, при Горбачеве же мы не вползаем, а стремительно летим в сторону хаоса. О годах брежневского застоя вспоминали как о лучших временах в жизни страны.

Безопасность государства находилась в опасности. Несмотря на ощутимый удар, нанесенный американской разведке в 1980-е годы, КГБ оказался не способным спасти Советский Союз от распада. Как он мог справиться с этой задачей, если его руководители смотрели в рот генсеку и помогали ему сначала взобраться на кремлевский трон (Чебриков), а потом воевать со своими врагами по социалистическому лагерю (Крючков).

Вина в этом лежит на всех нас, работавших в тот период в этой мощной организации, которая в критический момент могла удержать от опрокидывания опасно накренившийся державный корабль. Слепая ненависть у матросов к «капитану» и предательство некоторых «старпомов» как в Кремле, так и на Лубянке, способствовали катастрофе.

«До сих пор у меня в ушах звучит голос женщины-рыбачки из поселка Тиличики на Камчатке, — вспоминал бывший заместитель председателя КГБ СССР Бобков, — где я выступал в районном клубе: «Вы, в Москве, зорче глядите, как бы там всякие людишки нашу жизнь не поломали!»

Глядели, дорогая моя. Но, как говорил у Гоголя Тарас Бульба, «сила одолела силу». Нашу силу разъела ржавчино закостенелости и самолюбования».

А я бы добавил — трусости и самоуспокоенности.

«Почему КГБ не вмешался в то, чем обязан заниматься? — пишет К.А. Столяров в книге «Распад: от Нагорного Карабаха до Беловежской пущи». — А какого рожна лезть в пекло, коли в тиши кабинетов не в пример спокойнее и уютнее. Суть в том, что за годы застоя оплот социалистической системы выродился в заурядную бюрократическую контору, насквозь пронизанную чиновничьим духом. Да и возглавляли КГБ люди, воспитанные, говоря словами Н. Гоголя, «на служебном письменном поприще», не считавшие нужным работать даже за себя, не говоря уже про «того парня».

Взять хотя бы В. Крючкова, половину сознательной жизни подвизавшегося на побегушках у Андропова. Он и ему подобные давным-давно отвыкли от самостоятельных решений. Если в нем и было что-то выдающееся, то разве мастерство психотехники».

Трудно оспорить правоту этих слов. Даже результаты мартовского референдума 1991 года, когда почти 80 % советских граждан ответили: «Да! Быть Союзу!», не подвигли чекистов на защиту конституционного строя. Ведь была четко выражена воля народа. Оставалось только действовать в русле Закона.

Да что говорить, если под носом у чекистского штаба громилы и вандалы рушили символ КГБ — памятник «железному Феликсу». Руководители были слепы и немы, по всей вероятности, скованы параличом сохранения кабинетной власти. Оперативный состав готов был к действиям. Но должного приказа не прозвучало.

Зато перерождение наступило мгновенно. Того же защитника конституционного строя, заместителя председателя КГБ, целого генерала армии Ф.Д. Бобкова быстро одолела мимикрия. Он стал советником у такой одиозной личности, какой являлся банкир-ворюга Гусинский.