Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

В темноте у них под ногами валялись сотни источников смертельной ионизирующей радиации: куски графита, части топливных сборок и таблетки ядерного топлива, диоксида урана, рассыпанные по крышам и испускающие гамма-лучи – тысячи рентген в час [484] Karpan, 13. .

Но Правика и остальных беспокоила более ощутимая угроза – пожары на крыше блока № 3, прямо над реактором [485] Петр Хмель, интервью автору книги, 2015 год. . С запада дул ветер, угрожая направить огонь в сторону реакторов 2 и 1, которые продолжали работать. Если не взять под контроль эти пожары, огонь вскоре охватит всю станцию. Правик действовал быстро. Вместе с Кибенком и его людьми они вытащили на крышу пожарные рукава. Правик распорядился подсоединить насосы к трубам, предназначенным для подачи воды на верх здания через систему пожаротушения станции. Насосы подключили, но через рукава со свистом шел только воздух.

«Увеличьте напор!» – кричал Правик в рацию [486] Захаров, интервью автору книги, 2016 год. . Это было бесполезно: трубы повредило взрывом.

В этот раз даже вечно недовольные бойцы третьего караула исполняли приказы без колебаний. Потея в своей брезентовой форме и резиновых куртках, они раскатали рукава, как их учили – пять за 17 секунд [487] Там же. Доклад о прокладке рукавов для пены на крышу блока № 3 был сделан Правиком диспетчеру и отмечен в оперативном журнале управления пожарной охраны Киевской области в 3:00. . Перекинули рукава через плечо, потащили их по лестничным пролетам вверх и залили пеной крышу блока № 3. У Кибенка была отдельная линия, подсоединенная к цистерне «Урала» Припятской пожарной части, она могла подавать 40 л воды в секунду [488] Захаров, интервью автору книги, 2016 год. . Но огонь, с которым боролась горстка людей на крыше, казалось, лишь разгорался, когда его заливали водой [489] Петровский, интервью автору книги, 2016 год; Рогожкин о разговоре с Телятниковым в свидетельских показаниях в суде, см.: Karpan, 170. . Почти наверняка дело было в таблетках двуокиси урана, которая до взрыва разогрелась до 4000 °С и загорелась при контакте с воздухом; когда ее поливали водой, высвобождался кислород, взрывчатый водород и радиоактивный пар [490] Karpan, 13. Согласно US National Institutes of Health урановые возгорания невозможно эффективно тушить водой, если не погрузить горящий материал в воду полностью: «Даже это не погасит огонь немедленно, поскольку горячий металл уран разлагает воду на Н 2 и О 2 , обеспечивая топливо и кислород для горения. Если количества воды достаточно, постепенно вода в нужной степени охладит металл, чтобы горение прекратилось, но значительный объем воды может выкипеть в процессе» (“Uranium, Radioactive: Fire Fighting,” NIH, US National Library of Medicine, web WISER online directory). .

Остававшийся внизу у машин 24-летний сержант Александр Петровский получил приказ взять двух бойцов, подняться на вентиляционный блок и помочь тушить возгорания на крыше [491] Петровский, интервью автору книги, 2016 год. . Юношей Петровский работал сварщиком на строительстве 3-го и 4-го энергоблоков. Он помогал сооружать оба реактора и знал здесь каждое помещение – от кабельных туннелей в подвале до крыши. И всегда вокруг была радиация, но проблем с этим не было. Его не пугала перспектива схватить еще одну дозу.

Петровский поднялся только на первый уровень крыш до отметки +30, когда увидел Правика и пожарных из Припяти, спускающихся ему навстречу. С ними явно что-то случилось: они говорили неразборчиво, спотыкались, таща друг друга по лестнице, их рвало. Петровский приказал своему бойцу помочь им спуститься, а сам с Иваном Шавреем – одним из двух братьев-белорусов из третьего караула, пошел дальше. Спеша добраться до крыши и помочь товарищам, которые, как они думали, еще боролись с огнем на отметке +71, Шаврей поскользнулся на крутой лестнице. Петровский протянул руку, чтобы подхватить его, и лейтенантская фуражка свалилась с его головы. Он проследил взглядом, как она кувыркается вниз, исчезая в темноте, и двинулся дальше без всякой защиты – с непокрытой головой, в рубашке и непромокаемой куртке.

Добравшись наконец на самый верх, двое пожарных обнаружили, что на крыше они одни. Воду подавал только один пожарный рукав. Вдвоем они принялись тушить, что могли, направляя рукав на горящие куски графита, но, даже перестав гореть, графит испускал жар, который ничто не могло умерить. Через полчаса почти все видимые возгорания вокруг были потушены, но оставалась одна большая проблема: языки пламени вырывались из конца двухметровой вентиляционной трубы, торчавшей из крыши. Чтобы залить воду прямо в трубу, давления в рукаве не хватало, а Петровский не мог дотянуться рукавом до края. Шаврей был на голову выше, Петровский передал ему тяжелый литой наконечник рукава – и в этот момент внезапно ослеп.

Смертельная доза радиации – это примерно 500 бэр, биологических эквивалентов рентгена, или количество радиации, поглощенное средним человеческим организмом за 60 минут при 500 рентгенах в час [492] Оценки величины смертельной дозы основываются на «медианной летальной дозе», или ЛД50, которая – если получена одномоментно на все тело и оставлена без лечения – убивает половину облученных. Исходя из данных, полученных после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, эти оценки колебались от 3,5 до 4,0 грей (350–400 бэр). Но опыт Чернобыля привел к повышению этих оценок, показав, что при медицинском воздействии здоровые люди могут выжить при дозе на все тело не менее 500 бэр. Gusevetal., eds. Medical Management of Radiation Accidents, 54–55. . Кое-где на крыше 3-го энергоблока куски уранового топлива и графита излучали гамма- и нейтронную радиацию на уровне 3000 бэр в час [493] Уровни радиации на крыше описываются Стародумовым, комментарии в: Чернобыль. 1986.04.26 P. S. Киев: Телекон, 2016; Осколков Б. Ю. Обращение с радиоактивными отходами в первоначальный период ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Обзор и анализ. Чернобыльский Центр ядерной безопасности. Январь 2014 года. С. 36. . В других местах уровень мог превышать 8000 бэр в час, это значит, что человек получал смертельную дозу менее чем за четыре минуты.

Внезапная слепота у Петровского продолжалась секунд 30, но ему они показались вечностью, наполнили ужасом. И когда зрение вернулось так же неожиданно, как пропало, смелость оставила его. «Ебать это дело, Ваня! – крикнул он Шаврею. – Уебываем отсюда!» [494] Петровский, интервью автору книги, декабрь 2016 года.

На другой стороне комплекса Леонид Шаврей, старший брат Ивана, боролся с огнем на крыше турбинного зала [495] Леонид Шаврей, см.: Kiselyov, “Inside the Beast,” 47. . На отметке +31.5 летящие обломки пробили зияющие дыры в гофрированной стали крыши. Часть панелей провалилась в зал, другие, изрешеченные невидимыми в темноте дырами, предательски болтались под ногами. Жар был так силен, что битумное покрытие крыши плавилось под ногами, прилипало к сапогам пожарных, ходить было трудно. Первые прибывшие бойцы не могли дотянуться рукавами до всех очагов огня и забрасывали их песком [496] Владимир Прищепа, см.: Karpan, 15–16. .