Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

В своей квартире через улицу от Припятского отделения милиции Петр Хмель, командир первого караула военизированной пожарной части № 2, готовился лечь спать после долгой вечерней попойки, когда в дверь позвонили. Это был Радченко, водитель из части.

«Пожар на четвертом блоке», – сказал он [460] Петр Хмель, интервью автору книги, 2016 год. .

Хмель надел форму и спустился к присланному за ним УАЗику. Собираясь, Хмель успел прихватить полбутылки «Советского шампанского». Пока УАЗик поворачивал на улицу Леси Украинки, лейтенант припал к бутылке и осушил ее до донышка.

Тревога тревогой, но не пропадать же напитку.

В квартире на проспекте Ленина Виктора Брюханова разбудил телефонный звонок – через две минуты после взрыва [461] Виктор и Валентина Брюхановы, интервью автору книги, 2015 год. . Когда он зажег свет, проснулась и жена. Звонки со станции посреди ночи не были чем-то необычным, но сейчас, пока муж слушал, что ему говорят в трубку, Валентина видела, как меняется выражение его лица. Виктор положил трубку оделся и вышел из квартиры, не сказав ни слова.

Не было еще двух часов ночи, когда он приехал на станцию. Увидел изломанный контур четвертого блока, подсвеченный изнутри тусклым красным сиянием, и понял, что случилось худшее.

«Сяду в тюрьму», – подумал он [462] Виктор и Валентина Брюхановы, интервью автору книги, 2015 год. .

Войдя в главный административный корпус, директор приказал открыть аварийный бункер в подвале. Он строился как убежище для персонала в случае ядерной войны [463] Подробности из посещения бункера автором в феврале 2016 года. . Укрепленный бункер вмещал кризисный центр со столами и телефонами для всех начальников отделов станции, обеззараживающие души, лазарет для раненых, воздушные фильтры, поглощающие отравляющие газы и радионуклиды из атмосферы, дизель-генератор и трехдневный запас пресной воды на 1500 человек – все это было надежно укрыто за стальной дверью воздушного шлюза. Брюханов сначала поднялся в свой кабинет на третьем этаже и попытался дозвониться до начальника смены станции [464] Подробности передвижений Брюханова – по стенограмме показаний Брюханова на суде 8 июля 1987 года, которую вел на месте и опубликовал Николай Карпан (Chernobyl to Fukushima,126–134). Серафим Воробьев утверждает, что Брюханов дал ему указания лично проследить за открытием бункера (Shcherbak, Chernobyl, 396). Приказ Брюханова объявить Общую радиационную аварию подтверждает телефонистка Л. Попова (Чернобыль: события и уроки. Под ред. Е. Игнатенко. М.: Политиздат, 1989. С. 95). Когда Попова попыталась включить автоматическую систему, обнаружилось, что магнитофон сломан, и она стала делать звонки сама, один за одним. . Тот не отвечал. Брюханов распорядился активизировать автоматическую систему телефонного оповещения, разработанную для информирования руководства об аварии высшей степени – Общей радиационной аварии. Это означало выброс радиации не только внутрь помещений станции, но и на поверхность земли и в атмосферу.

Приехал мэр Припяти вместе с курировавшим станцию майором КГБ и секретарями парткомов города и станции [465] Брюханов, показания в суде (Karpan, 128–29). Исполком Припяти возглавлял Владимир Волошко. Майор В. А. Богдан, формально занимавший должность начальника охраны станции, назван сотрудником КГБ в докладной записке КГБ от 4 мая: Из архивов / Под ред. Ю. Данилюка. Документ № 26: «Доклад 6-го управления КГБ УССР в КГБ СССР касательно радиационной ситуации и хода расследования аварии на Чернобыльской АЭС». . У них было много непростых вопросов. У директора ответов не было.

Длинное, узкое, с низким потолком помещение бункера, заставленное столами и стульями, быстро заняли вызванные по тревоге начальники отделов ЧАЭС. Брюханов сел у двери, за стол с несколькими телефонами и небольшим пультом, и начал докладывать об аварии своему руководству. Первым делом он позвонил в Москву в Союзатомэнерго, затем – первому и второму секретарям Киевского обкома партии. «Случилось обрушение, – сказал он. – Непонятно, что произошло. Дятлов сейчас разбирается» [466] Парашин, свидетельство в: Shcherbak, Chernobyl, 76. . Потом он позвонил в республиканское министерство энергетики и диспетчеру областных энергосетей [467] Перечень звонков Брюханова по его показаниям в суде, см.: Karpan, 129. .

После этого директор начал принимать доклады о повреждениях от начальника службы радиационной безопасности станции и начальника смены: на энергоблоке № 4 произошел взрыв, к реактору пытаются организовать подачу охлаждающей воды [468] Брюханов, показания в суде, см.: Karpan, 129; Парашин, Shcherbak, Chernobyl, 76. . Брюханов узнал, что приборы на блочном щите управления все еще показывают нулевой уровень охладителя. Он боялся, что они стоят на краю самой ужасной катастрофы, какую можно представить: отсутствие воды в реакторе. Никто еще не сказал ему, что реактор уже уничтожен.

Вскоре в бункере было уже человек 30–40 [469] Парашин, Shcherbak, Chernobyl, 76. . Гудела вентиляция, царила полная неразбериха. Гомон голосов отражался эхом от толстых бетонных стен – начальники подразделений вызывали по телефону сотрудников, все готовились закачивать воду в активную зону реактора № 4. Брюханов неподвижно сидел за своим столом у двери: его обычное немногословие превратилось в ступор, движения были замедленными, казалось, он онемел от потрясения.

Увидев весь ужас разрушения 4-го блока снаружи, Александр Ювченко и Юрий Трегуб бросились назад в здание станции – доложить обстановку [470] Александр Ювченко, интервью автору книги, 2006 год; Yuvchenko, interview by Bond, New Scientist, 2004; Vivienne Parry, “How I Survived Chernobyl,” Guardian , August 24, 2004. . Но, прежде чем они добрались до щита управления, их остановил начальник Ювченко, Валерий Перевозченко, начальник смены реакторного цеха. С ним были два практиканта, которых Дятлов послал опустить стержни управления вручную. Ювченко попытался объяснить им, что это бессмысленно: стержни управления – да и сам реактор – уже не существовали. Однако Перевозченко настаивал: Ювченко видел реактор снизу, нужно оценить ущерб сверху.

Трегуб отправился к щиту управления, а Ювченко согласился помочь Перевозченко и практикантам найти доступ в реакторный зал. Приказ есть приказ, кроме того, у него был фонарь, а у них нет. Вчетвером они поднялись по лестницам с отметки +12 на отметку +35. Ювченко шел последним. Наконец, пройдя через лабиринт разрушенных стен и изогнутого металла, они добрались до массивной двери воздушного шлюза зала реактора. Стальная, заполненная бетоном дверь весила несколько тонн, шатунный механизм, который удерживал ее открытой, был поврежден взрывом. Если они войдут и дверь за ними захлопнется, они окажутся в ловушке. Ювченко согласился остаться снаружи. Он уперся плечом в дверь и изо всех сил удерживал ее открытой, пока трое его коллег переступили через порог.