Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

Ближе к рассвету Есаулов увидел, как со стороны станции пролетела по проспекту Ленина машина скорой помощи. Мигалка на ней была включена, но сирена молчала. Водитель круто повернул направо у универмага «Радуга», проскочил по южной стороне площади и свернул влево в сторону больницы. Вскоре появилась вторая скорая помощь и тоже исчезла за углом.

Улицы снова затихли. Потом промчалась еще одна скорая помощь [607] По словам начальника медсанчасти № 126 Виталия Леоненко, в ночь аварии работали четыре машины скорой помощи (интервью автору книги, Вепрюк, Украина, декабрь 2016 года). Аркадий Усов (см.: Shcherbak, Chernobyl, 69) вспоминает, что по дороге на станцию встретил две машины скорой помощи, а Piers Paul Read пишет, что к 5 часам утра машины работали по «челночной схеме» (Ablaze, 85). . И еще одна. Есаулов начал подозревать, что в этот раз авария, возможно, была не такая, как раньше [608] Есаулов, интервью автору книги, 2015 год. Есаулов А. Город, которого нет. С. 16. .

Когда рассвело, среди жителей города, чьи друзья и родственники работали в ночную смену, стали расползаться слухи об аварии на станции. Но точно никто ничего сказать не мог.

Около 7:00 в квартире Андрея Глухова, работавшего в ядерно-физической лаборатории отдела ядерной безопасности и надежности ЧАЭС, зазвонил телефон. Звонил его друг из цеха тепловой автоматики и измерений. Он тоже слышал, что на станции что-то случилось, но подробностей не знал. Глухов как сотрудник отдела ядерной безопасности имел полномочия звонить напрямую на пульты управления реакторов. Не расспросит ли он, что произошло?

Глухов позвонил на пульт старшего инженера управления 4-го блока своему другу Леониду Топтунову. Никто не ответил. Странно, может, Леонид занят? Глухов позвонил в зал управления 2-го блока, старший инженер управления реактором ответил сразу.

– Доброе утро, Борис, – сказал Глухов. – Как дела? [609] Андрей Глухов, интервью автору книги, Славутич, Украина, 2015 год.

– Нормально, – ответил инженер. – Поднимаем мощность на втором блоке. Параметры в норме. Докладывать особо не о чем.

– Хорошо. А что с четвертым блоком?

Повисла долгая пауза.

– Нам дали команду не говорить об этом. Лучше в окно посмотри.

Глухов вышел на балкон. Они жили на пятом этаже, из их квартиры, сразу за новым колесом обозрения, была хорошо видна станция. Ничего необычного он не увидел, разве что какой-то дым, который висел в воздухе над 4-м энергоблоком. Глухов выпил чашку кофе и сказал жене, что пойдет на улицу Курчатова встретить автобус с ночной сменой. Может, они скажут, что происходит.

Он ждал на остановке, но люди со смены так и не приехали. Вместо этого подъехал грузовик, полный милиционеров. Глухов спросил, что произошло.

– Пока неясно, – ответил один милиционер. – Обрушилась стена реакторного зала.

– Что?

– Обрушилась стена реакторного зала.

В это было невозможно поверить. Но у Топтунова должно быть объяснение.

Может, я просто пропустил автобус, подумал Глухов, и Леонид уже дома?

До дома Топтунова дошел за 15 минут. Поднялся на верхний этаж, подошел к обитой красной искусственной кожей двери квартиры № 88 [610] Глухов, интервью автору книги, 2015 год; посещение автором квартиры Топтунова в Припяти, 25 апреля 2016 года. . Глухов нажал на кнопку звонка. Подождал, нажал еще раз. Ответа не было.

Припятская больница, она же Медико-санитарная часть № 126, занимала несколько зданий песочного цвета за низким забором на восточной окраине города [611] Леоненко, интервью автору книги, 2016 год; посещение автором медсанчасти № 126, 27 апреля 2016 года. . Больница, обслуживавшая растущий город и его молодое население, была хорошо оборудована, насчитывала 400 коек, 1200 человек персонала и большое родильное отделение. Но она не была подготовлена к условиям катастрофической радиационной аварии, и, когда первые машины скорой помощи начали подъезжать с ЧАЭС в ранние часы субботнего утра, медики перестали справляться. Был выходной день, врачей найти трудно, и поначалу никто не мог понять, с чем они имеют дело: молодые парни в форме, которых привезли со станции, тушили там пожар и теперь жаловались на головную боль, сухость в горле и головокружение. У кого-то лица были ужасного лилового цвета, у других – смертельно бледные. Всех их тошнило и рвало, они наполняли рвотой тазы и ведра до полного опустошения желудка, но не могли остановиться. Медсестра приемного покоя начала плакать.

К 6:00 утра начальник медсанчасти официально поставил диагноз лучевой болезни и уведомил об этом Институт биофизики в Москве [612] Там же. По словам Ангелины Гуськовой, персонал медсанчасти сначала сообщил ей, что все ранения были результатом химических ожогов. Гуськова А. На лезвии атомного меча / Интервью Владимиру Губареву // Наука и жизнь. 2007. № 4. www.nkj.ru/archive/articles/9759 . . Мужчинам и женщинам, прибывающим со станции, велели раздеться и сдать личные вещи – часы, деньги, документы [613] Татьяна Марчулайте (медсестра МСЧ № 126), Возняк В., Троицкий С. Чернобыль: Так это было – взгляд изнутри. С. 202–205. . Все это было загрязнено. Уже лежавших в больнице пациентов отправляли домой, некоторых прямо в больничных пижамах. Медсестры распечатывали специальные пакеты с медикаментами и одноразовыми внутривенными шприцами на случай радиационных аварий. К утру больница приняла 90 пациентов. Среди них были люди с блочного щита управления № 4: старший инженер управления реактором Леонид Топтунов, начальник смены Александр Акимов и их начальник, заместитель главного инженера ЧАЭС Анатолий Дятлов.

Сначала Дятлов отказывался от лечения и говорил, что хочет только спать [614] Read, Ablaze, 85–86. . Но по настоянию медсестры ему поставили капельницу, и Дятлову стало лучше. Другие, казалось, тоже не слишком пострадали. У Александра Ювченко кружилась голова, он был возбужден, но скоро уснул и проснулся, только когда сестра пришла ставить ему капельницу. Он узнал в ней соседку по дому и попросил после смены разыскать его жену и передать, что он скоро будет дома. Тем временем Ювченко и его друзья пытались определить, какую дозу радиации они получили: они думали, это могли быть 20 бэр, может, 50. Но один из них, ветеран-подводник, переживший аварию на атомной подлодке, сказал: «При пятидесяти не блюют» [615] Александр Ювченко, см.: Vivienne Parry, “How I Survived Chernobyl,” Guardian , August 24, 2004, https://www.theguardian.com/world/2004/aug/24/russia.health . .

Владимира Шашенка, вытащенного коллегами из-под развалин отсека 604, привезли одним из первых. Его тело покрывали ожоги и волдыри, грудная клетка была вдавлена, позвоночник казался сломанным [616] Read, Ablaze, 85. . И все же, когда его вносили, сестра увидела, что он шевелит губами. Она наклонилась, прислушалась. «Отойдите от меня – я из реакторного зала», – сказал он [617] Марчулайте, см.: Возняк В., Троицкий С. Чернобыль: Так это было – взгляд изнутри. С. 205. Время смерти Шашенка указано дозиметристом ЧАЭС Николаем Горбаченко. См.: Kiselyov, “Inside the Beast,” 46. .