Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Политбюро разбирало «грузинское дело» 13 января. Был одобрен доклад комиссии Дзержинского и решено отозвать из Грузии и перевести на работу в других регионах Мдивани, Кавтарадзе и Цинцадзе. Ленина (или кого-то рядом с ним) это решение не устроило. Далее информация о реакции Ленина шла исключительно от его секретариата. 24 января «Ленин дает задание Фотиевой запросить у Дзержинского или Сталина материалы комиссии Политбюро по грузинскому делу; поручает Л. А. Фотиевой, Н. П. Горбунову, М. И. Гляссер изучить эти материалы и представить докладную записку; указывает, что ему “требуется это для партийного съезда”» 2652.

При этом, как свидетельствовала Гляссер, объясняя полную секретность этой своей деятельности от Политбюро, «он взял с нас слово держать все в строжайшей тайне до окончания работы… Именно потому, что он был болен и страшно подозрителен – ему все время казалось, что с ним уже не считаются (я так думаю), обмануть его доверие было для нас немыслимо» 2653. Удивительная инициатива Ленина: технические секретари должны секретно накопать компрометирующий материал на членов ЦК и Политбюро и сделать заключения об их деятельности?! Технический секретарь ПБ должен держать дело в строжайшей тайне от Политбюро?! Хм…

Фотиева продолжала: «25 января ВИ спросил, получены ли материалы комиссии. Я ответила, что Ф. Э. Дзержинский приедет из Тифлиса лишь в субботу, 27 января. 27 января я спросила у Ф. Э. Дзержинского материалы комиссии по “грузинскому вопросу”, но он сказал, что они у И. В. Сталина. Послала письмо И. В. Сталину, но его не оказалось в Москве. 29 января И. В. Сталин по телефону сообщил, что материалы без Политбюро дать не может. Спрашивал, не говорю ли я ВИ чего-нибудь лишнего, откуда он в курсе текущих дел. Например, статья об РКИ указывает, что ему известны некоторые обстоятельства. Ответила, что не говорю и не имею оснований думать, что он в курсе дел. 30 января ВИ вызвал меня, спросил, что ответил Сталин, и сказал, что будет добиваться получения материалов» 2654.

Гляссер позднее напишет Бухарину, что к концу января Ленин «имел уже предвзятое мнение, нашей работой буквально руководил и страшно волновался, что мы не сумеем доказать в своем докладе то, что ему надо и он не успеет до съезда подготовить свое выступление» 2655. Правда, тут непонятно, кто кем руководил.

Фотиева рассказала, что первого февраля Ленин продиктовал ей вопросы, на которые хотел бы получить ответы от «комиссии» Горбунова, Фотиевой и Гляссер: «И добавил:

– Если бы я был на свободе (сначала оговорился, а потом повторил, смеясь: если бы я был на свободе), то я легко бы все это сделал сам 2656.

В тот день «на заседании Политбюро было разрешено выдать нам материалы по «грузинскому вопросу» 2657. Со 2 по 7 февраля врачи заметили некоторый подъем работоспособности: Ленин диктовал, читал, разговаривал с секретарем. Похоже, в это время он доводил до ума статью «Лучше меньше, да лучше» 2658. 3-го приехал Ферстер, который остался доволен пациентом, разрешил гимнастику, прибавил время для диктовки. Правда, пользоваться этим послаблением Ленин не стал или не смог.

Через два дня у него была Гляссер, вспоминавшая, что «видела ВИ первый раз с того времени, как он снова заболел в декабре, и в последний раз – живым… В тот день, когда он меня вызвал – пятого февраля, он лежал уже без компресса на голове, был наружно весел, смеялся и шутил. Дал несколько поручений, говорил совсем легко, как прежде, разве немножко медленнее; по-прежнему старался предугадать все детали для беспрепятственного и быстрейшего выполнения его поручений. Его интересовала разработка материалов по переписи, произведенной ЦСУ в Москве и Петрограде (он знал об этом до заболевания): затребовал точных сведений, в каком положении находится разработка этих материалов, в какой срок предполагается ее закончить и будут ли они опубликованы. Говорил, что нужно “поднажать”» 2659.

Седьмого февраля «Ленин беседует с Л. А. Фотиевой о подготавливаемом сборнике по результатам переписи советских служащих, о работе над материалом по грузинскому вопросу, об отношении коллегии НК РКИ к плану реорганизации Рабкрина» 2660. Кожевников говорил Фотиевой, что заметно «громадное улучшение». С 8 по 13 февраля врачи вновь констатируют плохое самочувствие и настроение. Ленин не диктовал, только 11-го читал. Запись врача за 9 февраля: «Сам ВИ находит, что в эту болезнь ему стало труднее находить слова не только немецкие, но и русские». 10 февраля доктор пишет в Дневнике: «Вид усталый, говорит с большим затруднением, забывая мысль и путая слова». 11 февраля: «Он обычно не может вспомнить, болела ли у него накануне голова, новые врачебные назначения он тоже забывает»… «Я не могу сказать, что хочу, не нахожу слов», – произнес пациент. 12 февраля вновь затруднения с речью 2661. Фотиева записала в дневнике секретарей: «ВИ хуже. Сильная головная боль… По словам Марии Ильиничны, его расстроили врачи до такой степени, что у него дрожали губы».

Но официальная биохроника вновь отмечает в эти дни бурную ленинскую политическую активность. 9 февраля Ленин беседует с Фотиевой о намерении внести вопрос о реорганизации Рабкрина на XII съезд РКП(б); просит поручить Кржижановскому и Свидерскому контролировать подготовку сборника о результатах переписи советских служащих», диктует заключительную часть статьи “Лучше меньше, да лучше”». То же 10-го и 12-го.

Четырнадцатого февраля, отметили врачи, Ленин почувствовал себя на редкость хорошо, и это вселило в него надежды на выздоровление. Фотиевой, которую вызвал вечером, он сказал, «что он совершенно здоров… Намерен непременно провести кое-что к съезду и надеется, что может». Фотиева пишет: «Затруднялся речью, видимо устал. Говорил опять по трем пунктам своих поручений. Особенно подробно по тому, который его больше всего волновал, т. е. по грузинскому вопросу. Просил торопиться… Намекнуть Сольцу, что он на стороне обиженного. Дать понять кому-либо из обиженных, что он на их стороне» 2662.

С 15 февраля по 4 марта записи в Дневнике дежурных секретарей отсутствовали. Медики отмечали беседы с Фотиевой 18. 19, 20, 27 февраля и 2 марта, о которых она не вспоминала. 20 февраля Ленин предпринял последнюю попытку писать: «ВИ только с трудом вывел буквы: Вла, причем они очень неясно написаны и все в зигзагах из-за тремора». 21 февраля – сильный нервный срыв в ответ на предложение медсестры принять лекарство.

В тот день открылся Пленум ЦК, который должен был рассмотреть повестку для следующего съезда партии. В Политбюро трудно было не разглядеть возни Ленина и его секретариата вокруг «грузинского дела». Поэтому пленум ЦК решает не спешить с публикацией готовившихся к XII съезду тезисов по национальному вопросу: «Тезисы не публиковать, сообщив их т. Ленину (с разрешения врачей). Если т. Ленин потребует пересмотра тезисов, собрать экстренный пленум» 2663. Предложения лидера партии о расширении состава ЦК и реорганизации Рабкрина принимаются к исполнению.