Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Разочарование наступило очень скоро. Партия приходила в упадок. В Россию были командированы Дубровинский и Ногин – «организовывать русскую коллегию Центрального Комитета». Но Ногин оказался примиренцем, а Дубровинского арестовали (он погибнет в ссылке). «С русским ЦК дело было в 1910 г. хуже не надо» 571. Ленин отмечал «громадный упадок организации повсюду, почти прекращение во многих местах. Повальное бегство интеллигенции. Остались кружки рабочих и одиночки».

За границей ситуация не лучше. Ленин с горечью писал Горькому 11 апреля: «Вот и выходит так, что “анекдотическое” в объединении сейчас преобладает, выдвигается на первый план, подает поводы к хихиканью, смешкам и пр. … Сидеть в гуще этого “анекдотического”, этой склоки и скандала, маеты и “накипи” тошно; наблюдать все это – тоже тошно… Вышел ребенок с нарывами. Теперь вот и маемся. Либо – на хороший конец – нарывы вскроем, гной выпустим, ребенка вылечим и вырастим. Либо – на худой конец – помрет ребенок. Тогда поживем некоторое время бездетно (сиречь: опять восстановим большевистскую фракцию), а потом родим более здорового младенца».

В таком настроении Ленин опять решил заехать к Горькому на Капри. Открытка матери 18 июня (1 июля): «Шлю большой привет из Неаполя. Доехал сюда пароходом из Марселя: дешево и приятно. Ехал как по Волге. Двигаюсь отсюда на Капри ненадолго» 572. На острове Ленин встречался у Горького с Богдановым, Луначарским и другими. Никаких признаков публицистической или иной деятельности не зафиксировано. «Касательно этого второго двухнедельного визита единодушны даже советские биографы: отпуск в чистом виде. Ленин поднимается на зловещий Везувий (Горький обычно цитировал приезжим Гёте: «Адская вершина посреди рая»), осматривает Помпеи, наслаждается замечательной инфраструктурой для пеших прогулок, загорает, купается» 573. Уехал 1 (14) июля 1910 года. Сейчас недалеко от каприйской виллы Горького – между Садами Августа и тропой виа-Крупп – стоит памятник Ленину.

Затем Ленин с женой и тещей отдыхали во французском Порнике на берегу Бискайского залива. Писал оттуда Марии Ильиничне 28 июля: «Отдыхаем чудесно. Купаемся и т. д.» 574. Крупская подтверждала: «Много купался в море, много гонял на велосипеде – море и морской ветер он очень любил, – весело болтал о всякой всячине с Костицыным, с увлечением ел крабов» 575.

Отдохнув вволю, Ленин 10 (23) августа отбыл на VIII конгресс II Интернационала в Копенгаген. На одном из вокзалов его пути пересеклись с Троцким. «Нам пришлось дожидаться около часу, и у нас вышел большой разговор, очень дружелюбный в первой части и мало дружелюбный во второй». Перед этим Троцкий опубликовал статью с осуждением большевистских экспроприаций. «Ленин пытался добиться в российской делегации осуждения моей статьи. Это был момент наиболее острого нашего столкновения за всю жизнь. Ленин был к тому же нездоров, страдал от острой зубной боли, вся голова была у него перевязана» 576.

Российская делегация на Копенгагенском конгрессе насчитывала 20 человек, среди которых 10 социал-демократов (Плеханов, Ленин, Зиновьев, Каменев, Мартов, Варский, Мартынов; с совещательным голосом – Троцкий, Луначарский, Коллонтай), 7 эсеров и 3 профсоюзных деятеля. На конгрессе, заметила Мария Ильинична, «резко выявились все раздражение и вся злоба представителей различных течений в русской секции конгресса против ВИ. Он был страшно одинок, но не хотел сделать ни шагу по пути соглашения со своими противниками, выступавшими довольно сплоченным фронтом. И это особенно выводило их из себя» 577.

Итоги Копенгагенского конгресса устроили Ленина гораздо меньше, чем Штутгартского. Никакой эйфории в этот раз: «Разногласия с ревизионистами наметились, но до выступления ревизионистов с самостоятельной программой еще далеко. Борьба с ревизионизмом отсрочена, но эта борьба придет неизбежно». При этом в дни конгресса Ленин в очередной – последний – раз сблизился с Плехановым. Ленин сделал широкий жест, попросив Международное социалистическое бюро считать представителем РСДРП в этой организации не только Ленина, но и Плеханова 578.

Договорились издавать за границей популярную «Рабочую газету» и, если получится, газету и журнал социал-демократической фракции в Государственной думе. Плеханов даже даст статью для первого номера «Рабочей газеты». Но затем кампанию против издания затеет Троцкий, объявив ее узкофракционным органом, из-за чего Каменев выйдет из редколлегии «Правды» Троцкого. Все опять жестко переругаются.

Из Копенгагена Ленин направился в Стокгольм, куда приехали и мать с сестрой Анной из Финляндии, где они проводили лето. Повидаться с матерью удалось с 30 августа по 12 сентября (12–25 сентября). «Обычно после партсъездов брат брал на пару недель отпуск, для отдыха в данном случае: кроме того, он использовал его и для занятий в Стокгольмской библиотеке» 579. Ленин последний раз виделся с матерью. Предчувствовал ли он, что больше ее не увидит? Крупская скупо пишет, что «предвидел он это и грустными глазами провожал уходящий пароход» 580.

Из Стокгольма вновь в Париж. В ноябре 1910 года Ленин жаловался Горькому на тяжелое финансовое положение: «У нас здесь все по-старому. Куча мелких делишек и всяческих неприятностей, связанных с борьбой разных “уделов” внутри партии. Бррр!.. А хорошо, должно быть, на Капри… В виде отдыха от склоки занялись мы давним планом издания “ Рабочей газеты ”. Собрали 400 frs. с трудом. Вчера вышел наконец № 1. Посылаю его Вам вместе с листком и подписным листом. Сочувствующие такому предприятию (и «сближению» большевиков с Плехановым) члены каприйско-неаполитанской колонии приглашаются оказывать всяческое содействие» 581.

Думская фракция эсдеков просила денег на свою прессу. 28 октября (10 ноября) Ленин отвечал Полетаеву: «Деньги (1000 р.) Вам посланы телеграфом через Лионский кредит на имя Чхеидзе в ту же среду, как было обещано… Пусть и он с своей стороны немедленно отправится в С.-Пб. Лионский кредит и похлопочет. Вторую тысячу от нас получите скоро, если дело пойдет хорошо» 582. Дело пошло. С декабря 1910 года в Санкт-Петербурге выходила легальная газета «Звезда» и философский и общественно-политический журнал «Мысль». «Звезда» считалась органом думской фракции РСДРП, и в ее редакцию входили большевик Бонч-Бруевич, плехановец Иорданский и депутат Покровский, сочувствовавший большевикам. Крупская помнила: «В связи со смертью Л. Толстого начались демонстрации, вышел № 1 газеты “Звезда”, в Москве стала выходить большевистская “Мысль”. Ильич сразу ожил» 583.

Его статья, написанная 31 декабря, дышала безграничным оптимизмом: «В первой русской революции пролетариат научил народные массы бороться за свободу, во второй революции он должен привести их к победе». В письме Горькому 3 января 1911 года Ленин не скрывал удовлетворения: «Что студентов начали бить, это, по-моему, утешительно, а Толстому ни “пассивизма”, ни анархизма, ни народничества, ни религии спускать нельзя» 584.