Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

К Приморскому вокзалу пошли пешком, путешествие неблизкое, километров девять. Впереди рабочий-оружейник Вячеслав Иванович Зоф, за ним Ленин и Зиновьев, замыкали Аллилуев и Сталин. Шли мимо казарм, патрулей, караулов. Но обошлось… Мало кто знал, как выглядит Ленин, а тем более Зиновьев. В отличие от главного мастера PR того времени – Керенского – Ленин не снимался в кино, «Правда» фотографий не печатала, а на карикатурах в других газетах он обычно изображался большим и медведеподобным. Сопровождавшие остались, а Емельянов, Ленин и Зиновьев сели в последний, как его называли – «пьяный поезд» 935. «Мы вошли в последний вагон. Владимир Ильич сел на ступеньку и всю дорогу ехал так, чтобы в случае опасности можно было быстро спрыгнуть на ходу и скрыться… В Разлив поезд прибыл около трех часов ночи».

Беглецы благополучно добрались до дома Емельянова. «В. И. Ленин поднялся по лестнице на чердак и решил, что безопасней всего будет скрываться там. Мы устроили Ильичу постель, а для работы поставили стол и два стула… Июль в том году стоял очень жаркий. На чердаке было душно, а свет проникал туда только через щели». Утром переодели в рабочую одежду. Но оставаться в поселке было опасно – слишком на виду каждый сторонний человек. Поэтому за озером Емельянов нанял покос. Вместе с сыновьями выкосили участок, сложили большой стог, шалаш. Похоже, уже вечером 10 июля, одевшись как финские крестьяне, Ленин и Зиновьев – с рыболовными снастями, косами и граблями – сели в лодку. Полчаса на веслах – и десять минут пешком в глубь леса, до прогалины.

Зиновьев вспоминал: «Усталый и измученный работой и передрягами, ВИ первую пару дней прямо наслаждался невольным отдыхом. Насколько позволяли конспиративные соображения, он делал прогулки, ходил купаться на Разлив, лежал на солнышке, беседовал с Н. А. Емельяновым». «Первые дни ВИ не читал газет вовсе или прочитывал только политическую передовицу в “Речи”… В то время газеты, в том числе и “социалистические”, были полны россказней про “мятеж” 3–5 июля и главным образом про самого Ленина. Такое море лжи и клеветы не выливалось ни на одного человека в мире.

– Не надо портить себе нервы, – говорит Ильич. – Не стоит читать этих газет, пойдем лучше купаться» 936.

«Прохладная звездная ночь, – напишет Зиновьев. – Пахнет скошенным сеном. Дымок от маленького костра, где варили чай в большом чайнике. Бродим с ВИ. Сначала Ильич молчалив и порою грустен, а потом оживляется и вслух набрасывает великие мысли… и смело рисует будущее. Вот кончен день. Ложимся в узеньком шалашике. Прохладно».

На связи были Александр Васильевич Шотман, Рахья и Орджоникидзе. Шотману доводилось и ночевать в Разливе. «Несмотря на июль, ночные болотистые испарения давали себя знать. Я дрожал в своем летнем костюме от пронизывающего холода… Я долго не мог уснуть от холода, несмотря на то, что лежал рядом с ВИ, покрытый зимним пальто. После этого я в продолжение двух с лишним недель через каждые один-два дня приезжал к нему из Питера, привозил различные газеты и пр., организуя в то же время надежное убежище для более продолжительного и приличного его существования. Кроме меня… провизию, белье и пр. возила ему из города только А. Н. Токарева – петроградская работница» 937.

Дни временной «политической смерти» Ленина (а многие были уверены, что его уже действительно нет в живых) оказались для него весьма плодотворными. «Через некоторое время ВИ вытребовал в шалаш тетрадку своей незаконченной рукописи “Государство и революция” и здесь, лежа на животе или сидя на корточках, работал над этой рукописью».

Холодало. «При первых же осенних дождях “крыша” стала все больше и больше протекать. К тому же в наше жилье все чаще стали забредать охотники, предполагая найти приют в шалаше… на вопросы отвечали как можно более односложно. ВИ притворился спящим. В каждом таком охотнике мы, естественно, заподозревали шпиона… Мы начали сворачиваться и готовиться к переселению» 938.

А тем временем Каменев, Троцкий и Луначарский оказались в «Крестах», где уже находилось около двухсот руководителей «военки» и кронштадтцев. Коллонтай отправили в женскую Выборгскую тюрьму. Газеты полны сообщениями, что «по следу Ленина» пущены собаки, в их числе знаменитая ищейка Треф, а 50 офицеров «ударного батальона» поклялись: или найти этого “немецкого шпиона” – или умереть 939.

РСДРП(б) могли добить. Этого не произошло. Для того чтобы большевиков даже обезглавить, их лидеров прежде всего нужно было найти. «Вывести в расход всех видных большевиков мы не могли, так как не знали, где они прятались, и совсем не имели охотников белого террора» 940, – утверждал Никитин. Против повальных репрессий в отношении большевиков выступили и советские лидеры. В глазах руководителей Совета большевики были не врагами, а скорее заблудшими друзьями. Гонения на большевиков лидеры Совета восприняли как угрозу себе. «Сегодня изобличен большевистский комитет, завтра под подозрение возьмут Совет Рабочих Депутатов, а там и война с революцией будет объявлена священной» 941, – возмущался Дан. Большевизм уже широко разлился по стране, и остановить его арестами в Петрограде уже было невозможно.

Большевики в итоге оказались в весьма интересном – полулегальном – положении. То есть власть их вроде бы как преследовала. Но при этом не запрещала и вроде как не сильно замечала. С отъездом Ленина на партийном хозяйстве остался Сталин. Уже 13–14 (26–27) июля прошло первое после восстания совещание ЦК, ПК, военной организации, Московского городского и окружного комитетов РСДРП(б). Специально к этому совещанию Ленин прислал тезисы: «1. Контрреволюция организовалась, укрепилась и фактически взяла власть в государстве в свои руки…». «2. Вожди Советов и партий социалистов-революционеров и меньшевиков, с Церетели и Черновым во главе, окончательно предали дело революции, отдав его в руки контрреволюционерам и превратив себя и свои партии и Советы в фиговый листок контрреволюции… 3. Всякие надежды на мирное развитие русской революции исчезли окончательно… Лозунг перехода всей власти к Советам был лозунгом мирного развития революции, возможного в апреле, мае, июне, до 5–9 июля, т. е. до перехода фактической власти в руки военной диктатуры. Теперь этот лозунг уже неверен, ибо не считается с этим состоявшимся переходом и с полной изменой эсеров и меньшевиков» 942. Партии предлагалось отказаться от главного большевистского лозунга – «Вся власть Советам!» – и готовить вооруженное восстание.

На совещании новые ленинские тезисы вызвали жесточайшие споры. Володарский, Ногин и Рыков выступили против Ленина «по всем основным вопросам». Зиновьев из Разлива выразил свое несогласие с соседом по шалашу в письменном виде. Борьбу за ленинскую линию возглавили Свердлов, Молотов и Савельев, но проиграли 943. Альтернативная резолюция, предложенная Володарским, была тоже боевой. Но в ней ни слова не было сказано о снятии лозунга «Вся власть Советам!». Узнав на следующий же день о том, как его прокатили, Ленин сильно рассердился. Ситуация напомнила ему апрель. Но теперь появиться в Питере он не мог и поручил убедить партию в правильности своих идей Сталину.