Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Шестнадцатого июля большевики, якобы нелегально, возобновили занятия второй Петроградской конференции, прерванные событиями начала месяца. Выступавшему с докладом от ЦК Сталину не удалось убедить собравшихся в правильности новой линии вождя. Ленин продолжал настаивать: «Лозунг перехода власти к Советам звучал бы теперь как донкихотство или как насмешка… Суть дела состоит в том, что власть нельзя уже сейчас мирно взять. Ее можно получить, только победив в решительной борьбе действительных обладателей власти в данный момент, именно военную шайку, Кавеньяков, опирающихся на привезенные в Питер реакционные войска, на кадетов и на монархистов…» 944. Напечатать статью удастся только через пару недель – отдельной брошюрой – в кронштадтской типографии.

РСДРП(б) вновь уже обзавелась печатным органом, 23 июля (5 августа) вышел первый номер газеты «Рабочий и солдат».

А уже 26 июля (8 августа) собрался Шестой съезд РСДРП(б). Воспоминания участников рисуют картину съезда партии, находящейся в глубоком подполье. Но вот заметка из «Петроградской газеты»: «Вчера открыли заседание “всероссийского съезда большевистских и интернационалистических организаций”. Прибыло 100 делегатов, представляющих, как утверждают большевики, 150 000 членов партии… С докладом о политическом положении выступил товарищ Сталин. На съезде указывалось, что Ленин и Зиновьев вопреки сообщению газет за границу не выехали и находятся в постоянном контакте с центральным комитетом большевистской организации» 945. После политического отчета ЦК был поставлен вопрос о явке Ленина на суд. Володарский, Лашевич считали это целесообразным при условии предоставления Ленину гарантии безопасности, гласного ведения следствия. Съезд предпочел Лениным не рисковать.

Ленин вносил свой вклад в съездовскую дискуссию: 29 июля была опубликована его статья «Начало бонапартизма», где он писал: «Классовая борьба между буржуазией и пролетариатом обострена до крайних пределов: и 20–21 апреля, и 3–5 июля страна была на волосок от гражданской войны… Все признаки указывают на то, что ход событий продолжает идти самым ускоренным темпом, и страна приближается к следующей эпохе, когда большинство трудящихся вынуждено будет доверить свою судьбу революционному пролетариату» 946. Революционная позиция лидера партии повлияла на окончательные решения.

От лозунга «Власть Советам» решено было отказаться, как выяснится – временно. Ключевой пункт политической резолюции, принятой в последний день съезда, гласил: «В настоящее время мирное развитие революции и безболезненный переход власти к Советам стали невозможны, ибо власть уже перешла на деле в руки контрреволюционной буржуазии. Правильным лозунгом в настоящее время может стать лишь полная ликвидация диктатуры контрреволюционной буржуазии» 947. Наибольшее количество голосов при выборах в ЦК набрали Ленин и Зиновьев – по 132 голоса, Каменев и Троцкий – по 131.

Лидеры рейтинга продолжали свой бег от правоохранителей: Ленин перебирался в Финляндию. Переезд был подготовлен со всей тщательностью Емельяновым, Шотманом и Эйно Абрамовичем Рахьей, который работал помощником директора авиационного завода Ланского, а также по совместительству помощником начальника рабочей милиции Финляндской железной дороги. Первоначальный план предусматривал переход границы под видом сестрорецкого рабочего: многие из них жили на территории Финляндии. Емельянов на своем заводе раздобыл паспорт, куда надо было только вклеить фотографию. Но чтобы сделать Ленина неузнаваемым, нужен был парик. За Лениным охотились столь рьяно, что парики в стране свободно запретили продавать. Шотману пришлось раздобыть справку из драмкружка финских железнодорожников. В Разлив прибыл боевик и делегат V съезда Дмитрий Ильич Лещенко – с фотоаппаратом. «Для съемки я ставил ВИ на колени, так как зеркальная камера устанавливается на руках без штатива, на уровне груди. ВИ, как видно из тогдашних снимков, – в парике и кепке, бритый, в каком-то невероятном одеянии. Узнать его по этим фотографиям очень трудно, что именно и требовалось для карточки на удостоверение» 948. Вскоре паспорт был готов. Но выяснилось, что план крайне рискован. «Перейдя пешком в нескольких местах границу – от Белоострова на юг до Сестрорецка, – мы убедились, что этот способ ненадежен, так как при каждом переходе пограничники чуть ли не лупой просматривали наши документы и чрезвычайно внимательно сличали наши фотографии», – писал Шотман.

Появился новый план: Ленин поедет на паровозе в качестве кочегара под руководством проверенного машиниста Гуго Эриховича Ялавы. Предполагалось дойти до станции Левашово – от Разлива километров 10–12, откуда поездом поехать до станции Удельная, а там сесть на паровоз. Емельянов в полной темноте повел по одному ему ведомым проселкам и тропам, но сначала завел в реку, затем на горящий торфяник. А потом совсем заблудились. Ленин ругался нещадно. По звуку все-таки вышли к железной дороге, но гораздо ближе к финской границе, чем рассчитывали – у станции Дибуны, где оказались серьезные патрули.

Ленин и Рахья спрятались под насыпью, Емельянов и Шотман пошли на станцию, где выяснили, что последний поезд отходит в 1.30, то есть минут через пятнадцать. Тут же подошел юнкерский патруль, который заарестовал Емельянова (это был явно не его день), а прилично одетому финну Шотману предложил быстрее садиться на подходивший поезд. Тому ничего не оставалось делать, как сесть. Шотман был так расстроен, что проехал Удельную, возвращался пешком и только к трем утра добрался до конспиративной квартиры. Когда вошел, то не поверил своим глазам: на полу катались от смеха Ленин и Рахья. Оказалось, что, пока патруль возился с Емельяновым и Шотманом, эти двое стремительно вскарабкались по насыпи и вскочили в вагон. И нужную станцию они не пропустили.

Вечером на станции Удельная Ленин благополучно взобрался на паровоз Ялавы, который вспоминал: «Условия не благоприятствовали нашему плану: ночь была светлая, паровоз шел на дровах, но зато мой помощник-финн ни слова не говорил по-русски. Я этому обрадовался, так как Ильич при случае мог сойти за кочегара» 949. Шотман и Рахья сели в прицепленный к нему поезд. «Поезд подходит к границе, к станции Белоостров, предстоит двадцатиминутная остановка и тщательная проверка документов, а иногда и обыск». Но машинист знал прорехи в системе пограничного контроля. «Поезд едва остановился, как находчивый тов. Ялава отцепляет свой паровоз и уводит его куда-то в темноту за станцию… набирать воды. Мы чуть не аплодируем… Перед самым третьим звонком подходит паровоз, дает гудок, и минут через пятнадцать мы почти в полной безопасности на финляндской территории… Около станции Териоки нас ожидал с коляской брат Лидии Парвиайнен, у отца которой в 14 километрах от станции была приготовлена надежная квартира» 950.