Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Утром в кабинете короля происходит совещание, в котором кроме королевской четы участвуют барон Бретей и главный хранитель печати Миромениль. Бретей зачитывает заявление ювелиров и предлагает обсудить изложенные в нем факты. Миромениль остерегает присутствующих от поспешных выводов: надо подумать о семье Рогана, у его влиятельных тетушек слишком длинные языки. Однако Бретей, настроенный весьма воинственно, требует сурово наказать кардинала в назидание другим. Этот непреклонный моралист и законник считает порядок основой бытия и не намерен отступаться от своих принципов, к тому же в нем говорит давняя обида: когда-то в Вене Роган нанес ему оскорбление. Но Людовик XVI склонен принять сторону Миромениля. Он обращается к Бретею с просьбой позвать Рогана, ибо тот находится здесь же, во дворце, среди прочей знати, и, являясь настоятелем придворной капеллы, готовится отслужить торжественную мессу.

Роган входит в кабинет короля в полном кардинальском облачении — в пурпурной шелковой мантии с английскими кружевами, при всех регалиях.

— Может быть, вы нам объясните, сударь, — говорит король, — что произошло с тем бриллиантовым ожерельем, которое вы купили для королевы?

На лице Рогана появляется мертвенная бледность.

— Сир, теперь я уже знаю, что меня обманули. Но я никого не обманывал.

— В таком случае вам нечего опасаться. Успокойтесь и расскажите, что же все-таки произошло.

В голосе короля слышатся приветливость и сочувствие, но что для Рогана король! В дальнем углу кабинета стоит Мария Антуанетта, в ее глазах — высокомерие, гнев и ненависть. У Рогана начинают дрожать колени, он близок к обмороку. Король замечает это и обращается к нему с просьбой изложить все на бумаге. Его оставляют одного.

В таком душевном состоянии трудно написать что-либо вразумительное, и все-таки он набрасывает несколько строчек. Теперь ему уже ничего не остается, как назвать истинную виновницу: Жанну де ла Мот. Королевская чета, Бретей и Миромениль возвращаются. И сразу же обращаются к нему с вопросом: где бумаги, подписанные королевой? И говорят то же самое, что он уже слышал от Калиостро: любой приближенный ко двору вельможа должен знать, что королева никогда не подписывается: «Мария Антуанетта Французская». Такое заблуждение было бы простительно только челяди. Роган обещает передать все бумаги королю и расплатиться за ожерелье. Король заявляет, что вынужден будет распорядиться об аресте кардинала.

— Здесь затронута честь королевы, — говорит он.

Роган умоляет короля не компрометировать его перед придворными, не навлекать позора на его семью. И Людовик уже готов смилостивиться, но тут подает голос Мария Антуанетта. Ее душат гнев и обида, и сквозь еле сдерживаемые рыдания она бросает упрек кардиналу:

— Да как же вы могли вообразить, будто я пишу вам письма, когда я уже девять лет вообще не разговариваю с вами?

Эти слова становятся решающими.

Празднично одетые придворные, заполнившие дворцовые залы, с тревогой ждут появления кардинала. Уже давно должна была начаться месса. Что-то здесь не так, в воздухе явно пахнет грозой. Придворные разбиваются на группы и обеспокоенно перешептываются.

Наконец открывается застекленная дверь и появляется Роган, бледный, как полотно. За ним с сияющим видом выступает барон Бретей, даже не пытаясь скрыть злорадного ликования. Он зычно окликает герцога Виллеруа, капитана королевских мушкетеров, и отдает приказ:

— Арестуйте господина кардинала!

Рогану предстоит пройти через бесконечные анфилады версальского дворца. Слева и справа, спереди и сзади — ошеломленные лица французских аристократов. Перед затуманенным взором кардинала они сливаются в одно большое пятно. Ослепляющая лавина солнечного света обрушивается через огромные окна, отражаясь в веренице зеркал, и в обреченной поступи Рогана слышится реквием Старому режиму.

Формально арест кардинала произошел здесь, в роковой Зеркальной галерее, где менее чем через сто лет померкнет слава Франции и будет провозглашена Германская империя, а еще через пятьдесят лет заключат с немцами Версальский мир.

В Зеркальную галерею мог войти каждый, а в тот день она была просто переполнена людьми, еще на рассвете приехавшими из Парижа на торжества. Они оторопело и испуганно наблюдали, как Виллеруа передает лейтенанту мушкетеров Жофре сиятельнейшего князя церкви, облаченного в великолепную парадную сутану. Два предыдущих Людовика не приучили парижан к подобным зрелищам.

Как ни странно, именно в этот момент Роган успокоился. Житейский опыт и инстинкт самосохранения подсказали ему, что сейчас, когда на карту поставлена его судьба, ни в коем случае нельзя терять голову. Демонстрируя абсолютное самообладание, он попросил у Жофре карандаш, написал несколько слов на клочке бумаги, передал его своему гайдуку и что-то сказал по-немецки. Гайдук торопливо покинул дворец. А кардинала сопроводили в его версальские апартаменты и взяли под домашний арест.

На другой день его повезли в отель «Страсбург», где произвели обыск и конфисковали все его бумаги. Но коричневый портфель, в котором хранились «письма королевы» вместе с другими бумагами, которые могли бы скомпрометировать кардинала, уже исчез. Накануне верный гайдук стремглав примчался в Париж и со словами: «Все пропало, кардинала арестовали!» передал аббату Жоржелю его записку, после чего грохнулся в обморок. А аббат, не теряя времени, выполнил письменное распоряжение Рогана: сжег злополучные письма.

Семнадцатого августа Жанна вместе со своим другом Бенё находилась в Клерво, где гостила в известном монастыре святого Бернгарда. Местный аббат оказал радушный прием даме, которая, по его сведениям, состояла в дружеских отношениях с высокородным настоятелем придворной капеллы. Они ждали аббата Мори, известного проповедника, о котором Людовик XVI однажды сказал после его проповеди: «Очень разносторонний человек. Жаль только, что он не поговорил еще и о религии». Аббат в назначенное время не появился, и, подождав немного, сели за стол без него.

Ужин уже подходил к концу, когда в трапезную ворвался взволнованный Мори и вскричал:

— Как, неужели вы еще ничего не знаете? Кардинал Роган арестован! Все говорят о каком-то бриллиантовом ожерелье…

Жанна потеряла сознание.

Придя в себя, она велела закладывать карету и в сопровождении верного Бенё покинула гостеприимное аббатство.

Немного успокоившись под мерный цокот копыт, она сказала изумленному Бенё:

— Это все происки Калиостро.

И погрузилась в глубокую задумчивость. Совет Бенё бежать в Англию, пока не поздно, Жанна встретила презрительным равнодушием. Она уже разрабатывала план, как свалить всю вину на Калиостро.