Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Нашему герою не пришлось долго ждать. Шел третий месяц его пребывания в Страсбурге, когда кардинал, измученный приступами астмы, приехал из Саверна в город и послал за чудо-доктором.

Калиостро понял, что пробил его час. Он знал, что теперь каждый его шаг будет иметь решающее значение, ведь все зависит от первого впечатления. И поэтому сказал посланцу Рогана:

— Если господин кардинал болен, пусть он придет ко мне, и я его вылечу. Если же он хорошо себя чувствует, стало быть, я ему не нужен, так же как и он мне.

Роган не привык к подобному обращению со своей персоной и потерял почву под ногами. Начало поединка осталось за Калиостро — кардинал пришел к нему. Какое впечатление произвел на него герой, мы знаем с его слов, скрупулезно записанных аббатом Жоржелем: «В лице этого не слишком общительного господина было столько вальяжности и сдержанного достоинства, что меня охватил какой-то благоговейный трепет, и первыми моими словами были слова искреннего почтения. Разговор у нас вышел довольно короткий, но и этого хватило, чтобы пробудить во мне живейшее желание познакомиться с этим человеком поближе».

Именно на такую реакцию и рассчитывал Калиостро, мечтая о встрече с кардиналом. Чудо, которого он ждал, свершилось.

Он продолжал вести себя с Роганом сдержанно, чуть ли не враждебно. Но постепенно смягчился и однажды сказал кардиналу:

— Ваша душа родственна моей, и вы заслуживаете полного доверия с моей стороны.

Говорят, этот день был самым счастливым в жизни Рогана. Бедный вельможа! В свое время над колыбелью младенца стояли его тетушки — мудрые феи, наделившие его всем, чего только может пожелать человек. Он рос среди блеска и роскоши, обладая душой, восприимчивой к искусству и наукам, и жизнь открывала ему свои самые лучшие стороны. Но он принадлежал к беспокойному племени тех, в ком всегда жила жажда познания Вечности, и эту жажду не могли утолить никакие мирские деяния. Если бы он жил в другое время, а не в конце восемнадцатого столетия, пропитанного духом скепсиса, из него получился бы выдающийся первосвященник. А так все кончилось тем, что он стал жертвой лжепророка, якобы имеющего связь с Вечностью. Люди издавна знали, что конец света будет ознаменован пришествием Антихриста, который станет подражать Иисусу Христу, но все его поступки будут неискренними и богопротивными, и золото в руках его почитателей рассыплется в прах. Эпоха Рогана была чем-то сродни светопреставлению, и злой рок уже готовил для него дамоклов меч в виде назревающей революции.

Что же касается лжепророка, то он не тратя времени даром переселился в резиденцию страсбургских епископов, и кардинал предоставил в его распоряжение свою карету. Вскоре они занялись совместными алхимическими опытами, и спустя какое-то время кардинал с гордостью показал баронессе Оберкирх огромный алмаз, который Калиостро произвел прямо у него на глазах. Делал наш кудесник и золото, а иногда и пророчествовал: например, с точностью до секунды предсказал смерть Марии Терезии. А однажды вызвал дух женщины, которую Роган когда-то очень любил. После этого кардинал распорядился установить у себя в кабинете бюст великого мага с надписью: «Божественному Калиостро».

Прервемся здесь на минуту и поразмыслим над одним немаловажным обстоятельством. Если даже Роган, человек для своего времени весьма просвещенный, верил в алхимию, то что же тогда говорить о людях не столь образованных? Восемнадцатый век был периодом расцвета алхимии, и, скажем, парижское предместье Сен-Марсо стало известно тем, что там нашли пристанище многие из избравших эту лженауку своей профессией. Основную массу составляла голь перекатная, но попадались среди них и люди обеспеченные, жившие за счет высоких покровителей. Не брезговал этим занятием и другой известный авантюрист — Казанова, когда испытывал материальные затруднения. Так, однажды он заставил раскошелиться на довольно крупную сумму Бирона, герцога Курляндского, демонстрируя ему всякие алхимические фокусы.

Расцвету алхимии в семнадцатом-восемнадцатом веках во многом способствовал меркантилизм государственных деятелей той поры. Считалось, что для повышения благосостояния государства необходимо, чтобы в стране скопилось как можно больше золота и серебра, и поэтому нужно максимально увеличивать экспорт товаров в другие страны, сократив при этом закупки за рубежом.

Никому и в голову не приходило, что при таком скоплении денег в стране их достоинство падает и начинается рост цен. Сейчас даже ребенку понятно, что заниматься алхимией нет никакого смысла: ведь если бы можно было получать золото в неограниченном количестве, оно утратило бы всякую ценность. Но в те времена люди мыслили по-другому, да и не очень-то увлекались вопросами экономики, зато испытывали жгучий интерес ко всему необычному, сверхъестественному.

По подсчетам д’Альмера, биографа Калиостро, великий маг с 1780 по 1785 год вытянул из кардинала около 300 000 ливров, частично наличными, частично в виде драгоценностей.

Жанна де ла Мот и ее муж не могли вечно жить в сказочном замке Саверна. Они и так уже слишком загостились, и, как говорится, пора было и честь знать. С болью в сердце они вернулись в Люневиль, но после Саверна убогая жизнь в гарнизоне показалась им особенно невыносимой. Жанна не находила себе места, граф де ла Мот жаждал развлечений, и в один прекрасный день они покинули Люневиль и отправились в Париж попытать счастья.

Надо было принимать какие-то меры. Их единственная благодетельница мадам де Буленвилье к тому времени умерла. Правда, Жанна регулярно получала персональную пенсию, которую та ей когда-то выхлопотала, да кардинал от случая к случаю посылал им несколько золотых. Но это была сущая мелочь, которая никак не могла удовлетворить высокие запросы Жанны и ее мужа.

И начинаются хождения по мукам, то нищенское существование, которое нам знакомо по романам великих писателей-реалистов восемнадцатого столетия: Лесажа, Филдинга и Смоллетта. Скандалы с домовладельцем и с трактирщиком, постоянные преследования со стороны кредиторов, вечно маячащий призрак долговой тюрьмы.

В 1782 году они снимают небольшой домик на Новой улице Святого Жиля в квартале Марэ. В эпоху Валуа это был самый аристократический район Парижа. Там находится Королевская площадь — самый интересный архитектурный памятник французской столицы. Когда человек проходит под аркой одного из домов и оказывается на площади, огороженной со всех сторон совершенно однотипными зданиями, у него возникает ощущение, будто он попал в подводное царство, в странный замкнутый мир, где время остановилось. В этом же квартале находился и особняк Рогана. В наши дни эту часть города облюбовали переселенцы из восточной Европы, самое неимущее и беспокойное племя, живущее в страшной тесноте и убогости. С городскими кварталами происходит то же самое, что и с людьми: они постепенно становятся достоянием все более низших слоев населения. Пышные усы, которые раньше являлись предметом гордости венгерских аристократов, теперь носят разве что пожилые крестьяне, а в особняках, где когда-то жили придворные Генриха IV, нынче обитают многодетные подмастерья портных и сапожников. Как и всё на свете, большой город тоже являет собой символ бренности.