Олег Суворов - Орден Казановы

— Тем более что один столик уже занят.

— Я рад, что вы меня понимаете.

— Кстати, вы собирались показать свою карикатуру, посвящённую закрытию конгресса.

— Конечно, покажу, — и Кутайсов немедленно полез в потрёпанный портфель, когда-то бывший предметом гордости своего владельца, о чём свидетельствовала потускневшая со временем монограмма.

Денис Васильевич с любопытством развернул свежий номер «Сатирикона» и тут же заулыбался. Нет, всё-таки этот журналист — молодец, и в остроумии ему не откажешь!

На карикатуре были изображены профессора Ферингтон и Сечников, которые с закрытыми от взаимного отвращения глазами сближали для поцелуя вытянутые в трубочку губы. И над обоими витал дух Альфреда Нобеля, осенявший их лавровым венком победителя.

— Замечательно, — похвалил Винокуров, продолжая улыбаться и возвращая «Сатирикон».

— Рад, что удалось вас позабавить, — серьёзно глядя на собеседника, заявил Кутайсов, небрежно кинув журнал на стол, — тем более что выглядите вы ужасно невесело.

Позвольте выразить вам своё сочувствие по поводу смерти господина Богомилова. Ведь он был вашим родственником, не так ли?

— Да, так.

— И не сочтите за труд передать мои соболезнования его вдове. — Журналист продолжал сохранять на своей подвижной физиономии серьёзную мину, но в тоне его голоса уже что-то неуловимо изменилось. — Впрочем, Елена Семёновна — настолько чудесная барышня, что во вдовах явно не заневестится.

Дениса Васильевича начинал коробить этот разговор, однако ему не хотелось злиться, поскольку злость отняла бы слишком много душевных сил, которые ему сегодня ещё очень пригодятся. Поэтому он просто молчал, продолжая задумчиво цедить из своего бокала замечательное грузинское «Киндзмараули». Но Кутайсов и не думал униматься.

— Молодые женщины, слишком рано ставшие вдовами, — продолжал разглагольствовать журналист, задумчиво поглядывая по сторонам словно бы в поисках знакомых посетителей, — не могут не ощущать острую потребность в том, кто сумел бы занять опустевшую половину супружеского ложа. И это легко объяснить — надкусив яблоко Евы, захочется съесть его целиком. Недаром же мой любимый автор — герцог Ларошфуко — однажды выдал замечательный афоризм: «На свете немало женщин, у которых не было ни одного любовника, но очень мало таких, у которых был только один». Вот я и подумал не приударить ли мне за этой чудесной молодой вдовушкой? — Договорив до конца, Кутайсов взглянул в лицо собеседники и мгновенно всё понял.

— Если вы не замолчите, то я сам вас приударю! — глухо произнёс Винокуров, стараясь не глядеть на журналиста.

— Эй, что это вы! — спохватился тот. — Ну, не сердитесь, Денис Васильевич, и простите меня грешного. Тем более что я не знаю всех ваших семейных тонкостей... Кстати, старшая из сестёр мне нравится гораздо больше... К тому же она не замужем. Как вы будете смотреть на то, что я попытаюсь отбить её у этого хлыста — как там его — Николишина? По-моему, у этого юного приказчика рано или поздно непременно вылупится один из тех дремучих купцов — «Эфта накось, выкуси, вот такую вот траекторию» — И журналист, сделав фигу, затейливо помахал ею в воздухе. — Вся жизнь которых проходит в мазании лакеев горчицей и разбивании ресторанных зеркал, так что приходится только удивляться: когда же они улучают время заниматься торговлей? Что скажете, если я попытаюсь спасти такую замечательную девушку, как Ольга Семёновна, от участи стать женою подобного персонажа?

— На это мне нечего возразить, — пожал плечами Винокуров. — Делайте, как хотите.

— А моим сватом перед ней выступите?

— В этом нет ни малейшей необходимости.

— Почему так?

— Ольга Семёновна — девушка на редкость самостоятельная и, по-моему, ни с чьим мнением не считается.

— Уж не феминистка ли, часом? — с притворным испугом поинтересовался Кутайсов, раскрыв свой портфель и принимаясь засовывать в него лежавший на столе журнал.

— Не знаю.

— Феминисток не надо, мне их и в редакции хватает... Между прочим, взгляните-ка вот на это. — И журналист показал Денису Васильевичу край одной из папок, коими был напичкан его портфель. — Знаете, что за вещь?

— Нет, разумеется.

— Тот самый роман господина Морева.

— В самом деле? А вам он зачем?

— Так в том-то и штука, что без надобности. Рецензию на него я давно написал — ещё перед небезызвестной вам засадой — и даже денежки за неё получил. А тут на днях заглянул к Субботину, так старик просто взмолился: «Возьми ты у меня этот чёртов роман, а то ещё его автор опять к нам пожалует и всех перестреляет!» Вот и таскаюсь с ним, но выкинуть не решаюсь. A его автор уж наверное, давно в Финляндии, как думаете?

— Возможно, — пожал плечами Винокуров.

В этот момент к их столику приблизился половой и, наклонившись к плечу Кутайсова, доверительным тоном сообщил, что его просят к телефону.

— Кому это я понадобился? — удивился журналист.

— Сказывали, что из издательства, господин Субботин собственной персоной.

— Вот так номер! А откуда старик узнал, что сегодня я обедаю именно здесь? — Кутайсов недоумённо посмотрел на Дениса Васильевича.

— Гораздо интереснее узнать, что случилось, — пожав плечами, заметил Винокуров. — А вдруг заходил тот самый автор?

— Верно! — И Кутайсов, с грохотом отодвинув стул, вскочил на ноги. — Только уж вы, Денис Васильевич, будьте любезны меня дождаться, а то ещё похитят, как и вашего племянника.

— Не беспокойтесь, я подожду.

Журналист убежал, а Винокуров задумчиво повернулся к окну, за которым после двухдневных дождей вновь возродилась чудесная петербургская осень — пожалуй, единственное время года, когда этот величественный город, построенный в столь малопригодном для комфортного обитания месте, целиком оправдывает своё прозвище «северная Венеция», становясь сравнимым по красоте с «южной»...

— Эй, сударь, — вывел его из задумчивости незнакомый голос, — это не ваш портфельчик увели?

— Что? — удивлённо оглянулся Денис Васильевич. — Что вы сейчас сказали?

— Я говорю, портфельчик, который рядом с вами стоял, прихватили, — словоохотливо пояснил какой-то невзрачный субъект, сидевший за соседним столиком. — Я ещё подумал — то ли знакомый ваш, то ли ещё что...

Действительно, портфеля Кутайсова на стуле не было. Денис Васильевич порывисто поднялся и глянул в сторону выхода. Не узнать этого человека, который десять дней назад держал его под дулом револьвера в особняке сестёр Рогожиных, а в данный момент уносил чужой портфель, было невозможно!

Винокуров порывисто бросился за ним, но, на свою беду, тут же наткнулся на полового, с грохотом уронившего пустой поднос. Когда он выскочил на улицу и оглянулся по сторонам, Морев был уже далеко и шёл быстрым шагом. Чтобы догнать его, Денис Васильевич побежал и — странное дело! — хотя Морев ни разу не обернулся, но явно пошёл быстрее. Какое-то время, с разной степенью проворства уворачиваясь от прохожих, они двигались по Невскому, быстро наливавшемуся тяжёлыми осенними сумерками. Затем Морев свернул в переулок, прошёл ещё с десяток метров и скрылся под аркой большого серого дома.