Юрий Сумный - Хазарский пленник

— Идёт Улгар с Кандаком. Пускать? Там конница всю улицу заняла. Больше тысячи привели, к чему?

— Добро... — Владимир прищурился, привстал и шепнул Крутобору: — Будет у нас хоть один день покоя, а?

Сейчас он испытывал непонятные чувства. Страх? Ненависть? Нечто похожее наваливается на путника, забредшего в болото в надежде сократить путь к селению. Ноги погружаются в чавкающую кашу, мокнет обувка, надёжных кочек всё меньше, и стоять уже нельзя, под тобой колышется гнилой торф. А куда идти? Назад? Вперёд? До жилья всего ничего, но каждый шаг грозит гибелью. Проклиная несчастье, человек хватается за кривые кусты, ищет взглядом твердь и старается скорей миновать опасное место. Отдышаться. А потом уж решать... как добраться до цели. Но передохнуть не дают. Вода прибывает, следы наполняются водой, впереди всё больше луж, всё меньше травы, да и та — с кувшинками, болотная. Нога проваливается по колено, а то и больше, и опоры не найти.

Так и Владимир окунулся в Киев, надеясь сплотить народ, ведь было когда-то единство земель русских, да столкнулся с противоречивыми устремлениями толпы. И каждый шаг вместо облегчения приводил к новым сложностям, вместо одних соперников появлялись иные, а дело стояло. А руки становились липкими от пролитой крови. И подсказать дорогу некому.

Хазаре поднялись по ступеням, вошли, придерживая сабли, поклонились, привычно прижимая руку к груди.

— Хлеб-соль? — спросил Владимир. Но наёмники отказались, понимая, что приглашение символическое. Время дорого.

— Что князь, снова смута? — Улгар кивнул в сторону оконца. — Шумят. Много собралось, тысяч семь будет. Как решили?

Толпа чем-то напоминала весенний ручей, в который со двора плеснули остатки извести, мела, что-то светлое, смешанное с мусором, швырнули кухонные очистки. Катится поток, увлекая светлоголовых и рыжих, объединяя тёмные платки замужних женщин и войлочные колпаки мастеровых. Где-то мелькнёт копьё, вскинутое остриём кверху, где-то пятно старенького щита, где-то блеск кольчуги. Но ручей движется лишь в одном направлении — вниз, вниз, отступая с горок в овраги, в ямы, в русла рек. Толпа же двигалась вверх. С низкого центра к высокому детинцу, к княжескому подворью, к улице, занятой хазарами. Чем ближе подходили к домам старых дружинников, соратников Игоря, Святослава, тем больше копий заметно, тем плотней сбивались люди, словно в близости к соседу спасение от лиха.

Митяй проскакал вперёд, пробился к дружинникам, поднял руку в кожаной рукавице с прорезями для пальцев:

— Стоять! Копья сюда! Готовьтесь, как говорено!

Он вызвал из пёстрой толпы женщин, вывел наперёд родственников Претича и вместе с двумя десятками соратников медленно двинулся к княжескому двору, который сейчас недоступен. На полверсты вокруг вынесены дозоры наёмников, хазаре перегородили улочки, спешились и стоят, словно и не догадываются, к чему клонится дело.

— Куда?! — выступил навстречу наёмник и улыбнулся. Ведь среди горожан немало молодок, там были и дочери Претича, но что чужаку Претич, он как бы и не ведал о суде князя.

— Идём к князю, просить за воеводу! — недовольно заявил Митяй и подал знак своим, первые ряды, копьеносцы, поползли вперёд, приближаясь к кордону наёмников. — Ты бы не мешал нам, добрый человек, а то накличешь беду!

Старший пожал плечами и спокойно ответил:

— Далее не пущу. Князь сюда выйдет... если пожелает.

Он кивнул воину, и тот, мигом взлетев в седло, потупотел к княжескому двору, к распахнутым настежь воротам, у которых держались телохранители. Их легко приметить по остроконечным шеломам, по сходным броням и щитам.

— Владимир! — Рахиль выбежала в самый неподходящий момент, остановив мужа у дверей, в которых уже скрылся гонец. Наёмник поспешил известить горожан, что князь выйдет к народу, — Нас всех убьют? В городе беспорядки!

— Рахья! Перестань! У нас довольно воинов, чтоб справиться с крикунами.

— Знаю я, что это за воины! Не считай меня безголовой! Все говорят, что вы расстреляли всадников Ярополка в воде. Застигли на переправе. Только тем и спаслись! Иначе куда твоим новобранцам против конницы Византии? А ты ещё посмел насмехаться над братом. Утопил его, как щенка в нужнике. Скажешь, нет? Люди говорят...

— Жена! — недовольно прервал её Владимир. — Ступай в дом и ничего не бойся! Вот Улгар, вот Кандак, разве ты не доверяешь землякам? И поменьше слушай прислугу, а не то найду немых!

Возмущённый глупой стычкой, он всю дорогу до заставы молчал и, лишь слезая с лошади, шепнул Горбаню:

— А хороша у нас прислуга? Как ещё не отравили?

Пять десятков горожан стояли посреди улицы, почти всех Владимир хорошо знал и никому не желал зла. Но ведь вышел к избранным для переговоров вооружённым, накинув дорогой плащ, подарок Калокира.

— Владимир! — зло обратился к князю Митяй, которого вечером не было среди свидетелей суда. — Мы пришли просить за Претича! В чём его вина? Склонился к Ярополку? Так на то есть обычаи. Ярополк вправе стол держать. Ярополк, не ты. Весь город знает! Почто воеводу мытаришь? Народ требует, отпусти! Он ещё отцу твоему служил, служил Киеву и земле русской, а значит...

— А значит, святой?! — перебил князь. — Или не он ждал византийцев?!

— Князь, суди, но не казни! — вскрикнула дочь Претича. Она ещё не покрывала волос, но тёмный платок сжимала в руке. В другое время девушкой можно было залюбоваться, настолько статна дочь воеводы. Такая и коромысло понесёт, легко ступая, и улыбкой согреет близкого, а уж ямочки на щёчках и румянец манят парней со всего города.

— Я не его казнил! — ответил Владимир, с сожалением качнув головой. — Я измену казнил! Поздно просить! Где вы раньше были! Или никто не ведал, что воевода с Ярополком в сговоре?! Что ж вы молчали?!

Из толпы послышались гневные крики, возгласы недоверия, какая-то женщина привычно заголосила:

— Ой, умер наш сокол ясный! Ой, принял смерть лютую! Ой, что же вы стоите, окаянные?! Не закроете батюшке глазоньки!

— Не время, женщина! — зло отозвался князь. — Или один Претич умер?! А погибших воинов вы оплакали? Или их горе — вам радость?!

Дочь воеводы выступила вперёд, шагнула к князю и резко вскинула руку с ножом. Она успела пробежать два шага, три, но так и не дотянулась до правителя. Крутко выдвинул плечо, подхватил девушку и мягко, спорым движением, вывернул нож из пальцев.

— Как зовут тебя, острая! — спросил он, удерживая рвущееся тело. — Не кусай, глупая, то ведь кольчуга!

— Ольга. Как старую княгиню, помершую, когда в Тверь ходили! — ответил Владимир. И добавил: — Прости, Ольга. Не я убил. Византийцы вовлекли, на них вина.

— С девками вы горазды воевать! — зычно, чтоб его услыхали сообщники, скрытые за спинами хазарского кордона, крикнул Митяй. — Ты со мной выйди! Ярополка сгубил? А ведь всем ведомо, кто старший сын! По вере нашей, пусть Правь решит, кто держится истины! Уж я тебя привечу, как принято!