Сергей Щепетов - Воины снегов

— Ух ты-ы... — изумлённо вытаращил глаза молодой.

Старший сделал то же самое, но быстро спохватился и, надменно усмехнувшись, небрежно бросил напарнику:

— Принеси!

Парень повернулся и стремглав бросился к своей стоянке. Вернулся он с длинным тяжёлым свёртком в руках. Разворачивая его, старший посматривал на Кирилла весьма многообещающе. Вероятно, содержимое должно было уничтожить противника одним своим видом.

И вот кусок шкуры упал на снег. Воин держал ЭТО в руках и гордо смотрел на Кирилла. Для гордости были все основания: по сравнению с ЭТИМ одностволка шестнадцатого калибра выглядела просто жалко.

— Ну, что? Будешь сражаться или сразу попросишь смерти?

Ни того, ни другого сделать Кирилл не смог бы при всём желании. Просто потому, что остолбенел и утратил дар речи. По крайней мере, в первый момент: «Аркебуза?! Пищаль?! Нет, конечно, это — кремнёвка! Причём самая что ни на есть примитивная, с простейшим замком! Калибр сантиметра два, а весит, наверное, килограммов восемь. Такими, кажется, была вооружена русская армия до начала петровских реформ. Да такой штуке место в музее, а не в тундре!»

Следом за этими соображениями на поверхность сознания всплыла мысль настолько отвратительная, что додумывать её до конца не стоило — по крайней мере сейчас: «Старинная фузея, костяные наконечники копий, в одежде ни клочка ткани... К чёрту!»

Между тем старший незнакомец упёр приклад в бедро и, держа оружие левой рукой, правой открыл полку. Младший подал ему небольшой предмет, напоминающий флягу, обтянутую кожей. Воин взял его, выдернул зубами пробку и потыкал горлышком в полку. Потом вернул напарнику ёмкость, задвинул крышку полки на место и взвёл курок. «Это у него, наверное, пороховница, — подумал Кирилл. — Может, я чего-то не понимаю, но, по-моему, ничего из неё не высыпалось. Ну, и спектакль! Как у них звучит ритуальная формула?»

— Я ещё не стал для тебя дичью, чтобы просить о смерти! — гордо сказал аспирант. — Мы будем сражаться! Стреляй первым!

— Но первым должен стрелять ты!

— Оружие менгитов (чужаков, «ненастоящих» людей) не сделает слабого сильным! А ты слаб и ничтожен! Я обойдусь с тобой не как с дичью, а как с женщиной! Люди тундры узнают об этом и будут смеяться! Они скажут...

Те, кто изучал таучинов до начала коллективизации (и деградации), дружно отмечали, что мужчины их чрезвычайно вспыльчивы и в гневе неукротимы. Кириллу не пришлось мобилизовывать весь свой скудный запас оскорблений — кремнёвка оказалась вскинутой к плечу, ствол направлен ему в грудь. Раздался щелчок. И всё.

Несостоявшийся убийца и грабитель недоумённо уставился на своё оружие.

— Ты забыл отодвинуть вон тот предмет, — подсказал и показал Кирилл. — Вот так — пальцем. Попробуй ещё раз!

Теперь полка была открыта, и сердце мишени пропустило один удар. Но всё обошлось и на этот раз — просто щелчок.

— Ничем больше помочь не могу, — честно признался Кирилл и вскинул собственное ружьё к плечу.

За свою жизнь он сделал из такого оружия от силы десяток выстрелов. Тем не менее его умения хватило, чтобы с расстояния в пять-шесть метров перешибить картечью древко копья, вертикально торчащего из снега рядом с хозяином. На хозяина стало жалко смотреть: мало того, что его не послушался «огненный гром» менгитов, он вообще остался безоружным перед противником!

Надо сказать, что положение Кирилла тоже оказалось незавидным: «Исследователи не раз отмечали, что таучины, да и другие народы Северо-Востока, «на смерть лёгкие». Они её не боятся и видят в ней выход из разных житейских трудностей. Сейчас мужик попросит смерти, а я ещё не созрел для убийства. Но отказывать в такой просьбе не положено — и что будет?»

Однако учёный недооценил мужество северного воина — оторопь прошла довольно быстро, гнев вернулся, и кремнёвка полетела в снег.

— Дай мне его! — прорычал несостоявшийся стрелок, и подручный подал ему нечто удлинённое, в замше и с подобием бахромы.

Кирилл успел только удивиться, откуда данный предмет у него взялся, и подумать, что это, наверное, здоровенный тесак в ножнах. На этом первая серия боестолкновения кончилась, и началась вторая — из чужого лагеря послышались крики.

Оба воина завертели головами. Кирилл переломил ружьё, вытащил пустую гильзу, вставил новый патрон и тоже стал озираться. Близорукостью он не страдал, да, собственно говоря, чтобы разглядеть оленьи упряжки вдали, орлиного зрения и не требовалось. Их было пять штук, и они довольно быстро приближались. «Наверное, их-то я и видел сверху, — подумал аспирант. — Как людно стало в здешней пустыне!»

Между тем оба воина, позабыв о недавнем противнике, бросились к своему лагерю. Молодой, впрочем, не забыл подхватить при этом кремнёвку. Те, кто оставался возле нарт, мигом побросали на них немногие снятые вещи и принялись пристёгивать постромки собак к потягам. Добежав, молодой воин занялся тем же самым, а вот старший наоборот — стал резать чем-то привязи и отпускать рвущихся псов на волю. Через полминуты с десяток собак, негромко взлаивая, устремились навстречу оленьим упряжкам.

В предыдущей жизни Кирилл успел освоить большую часть доступной информации по любимому объекту исследований — таучинам. Теперь он стоял, хлопал глазами и почти всё понимал: «По-видимому, это погоня. Чтобы задержать её, старший воин отпустил собак одной из своих упряжек. А ездовые собаки, как известно, любого оленя полагают законной добычей и считают своим долгом на него напасть и загрызть».

Приём оказался действенным: упряжки вдали остановились, люди повскакивали с нарт и побежали навстречу мчащейся к ним стае. Вскоре Кирилл наблюдал уже две сцены сразу: вблизи шло лихорадочное комплектование упряжек, старший воин что-то перекладывал с нарты, оставшейся без тягловой силы, на другие сани. А вдали на снегу развернулось целое сражение между людьми и собаками. Выстрелов слышно не было — похоже, первые орудовали копьями и луками.

К тому времени, когда погрузка и запряжка в лагере были закончены, оленьи упряжки вдали вновь выстроились гуськом и сначала медленно, а потом всё быстрее двинулись вперёд. Чуть погодя старший воин занял своё место на нарте и повелительными окриками направил собак наискосок вверх по долине, собираясь, вероятно, выехать на старый санный след. Две других упряжки двинулись за ним. Четвёртый член отряда — низкорослый и узкоплечий — остался возле пустой растерзанной нарты. Он сделал насколько шагов вслед за последними отъезжающими санями, остановился и опустился в снег на колени. «Его бросили?! — удивился Кирилл. — Во дают!»

В момент отъезда возникла некоторая заминка — на развороте собаки соседних упряжек оказались рядом и принялись рычать друг на друга и вставать на дыбы, пытаясь вырваться и вцепиться в своих коллег. Каюры с ними справились довольно быстро, но, когда Кирилл вновь посмотрел на оставленного члена отряда, тот лежал боком на снегу и не двигался. Удивляться этому долго не пришлось — события начали развиваться стремительно.