Сергей Щепетов - Айдарский острог

Неужели именно поэтому отряд чужеземцев идёт по земле воинственного народа таучинов, практически не встречая сопротивления?! Не только... По логике „белого" человека если на страну напал враг, то нужно всем дружно встать на её защиту — воевать, значит. А вот с тайфуном или землетрясением воевать заведомо бесполезно, можно лишь попытаться свести к минимуму его последствия. Человек „первобытный" классифицирует явления иначе, и конквистадоры всех времён этим успешно пользовались. В данном случае русские смогли стать в глазах туземцев явлением, с которым оружием бороться бесполезно — разве что заклинаниями, как с ураганом, копыткой или „недоходом“ морского зверя. Роль личности предводителя тоже понимается здесь иначе. Бесполезно объяснять, что с Петруцким идут те же служилые (не лучше и не хуже!), что воевали под началом Шишакова. Команда первого — это одно, а люди второго — нечто другое! Никому и в голову не приходит применить опыт борьбы „с тем“ для противостояния „этому”».

Впереди российского войска волнами распространяется ужас, парализующий волю, блокирующий «общественное» сознание. Действующие силы неизмеримо мощнее «человеческих», так что покориться им не стыдно. Впрочем, желающие могут попытаться умереть достойно — это как спрыгнуть с высокой скалы или выйти в море во время шторма.

Ну и что можно сделать в такой ситуации?!»

Для принятия стратегического решения нужно было начать хоть как-то ориентироваться в географии. На одном из привалов Кирилл выбрал участок с нетоптаным снегом и принялся по памяти рисовать географическую карту. Потом позвал Чаяка и начал объяснять ему значение рисунка. Смысл изображения таучин понял очень быстро. Над Кирилловым рисунком он посмеялся и стал рядом рисовать правильный. Учёный не возражал — он уже знал, что «километр по болоту» гораздо длиннее, чем «километр по асфальту». Так или иначе, но оказалось, что они сейчас странствуют по территории, освоенной таучинами сравнительно недавно — деды и прадеды вытеснили отсюда мавчувенов или просто заняли пустующие пространства. Далее к востоку расположен большой морской залив или губа, за которым начинаются исконные таучинские земли. Где-то там находится и «родной» посёлок. Вопрос: куда пойдёт Петруцкий, добравшись до этого залива? Дальше на восток или повернёт к югу, целясь в район Айдарского острога?

— Мы не можем вернуться, не выяснив этого, — сказал Кирилл. Он ожидал возражений, но его спутник лишь вздохнул:

— Да, не можем, пожалуй... Придётся болтаться рядом с менгитами, пока они не повернут куда-нибудь.

Отяготившись немалой добычей, российское воинство стало двигаться ещё медленней — километров по 10-15 в сутки. Несколько следующих дней скитальческой жизни позволили Кириллу сделать хоть какие-то выводы о маршруте и целях похода конквистадоров: «Скорее всего, они движутся всё-таки к Айдарскому острогу. Карты, конечно, у них нет, а есть общее представление о географии этих мест: раз из Коймы можно морем дойти до устья Айдара, значит, двигаясь вдоль побережья, рано или поздно в эту реку и упрёшься. А цель проста — приведение в покорность немирных иноземцев. Мавчувены или пленные таучины дают информацию о наличии какого-либо жилья на расстоянии одно- двухдневного перехода от маршрута движения основных сил. Туда высылается отряд соответствующей численности. Малейшая попытка сопротивления вызывает только одну реакцию — поголовное истребление. Если повода не находится, от туземцев требуют принести шерть — клятву верности русскому царю. Казачий десятник или пятидесятник зачитывает текст по памяти (обычно не полностью, с „пятого на десятое”), а толмач-мавчувен делает вид, что переводит. На самом деле он в состоянии лишь объяснить, что человек должен „добровольно” сделаться рабом далёкого владыки и в знак согласия поцеловать ружейный ствол. Если он собирается обмануть, то ружьё в этот момент выстрелит и убьёт его. Пустячок, а приятно!»

Несколько раз вместо тёплого ночлега у гостеприимных хозяев Кирилл и Чаяк знакомились с результатами усмирения «немирных иноземцев». Стойбища были не просто вырезаны поголовно — все попавшие в руки служилым были замучены живыми, запытаны, буквально растерзаны самым бесчеловечным образом. Это делалось явно демонстративно — изувеченные трупы выставлялись напоказ, подвешивались на шестах шатров, чтобы их не сразу погрызли звери. То ли у «землепроходцев» был достаточный опыт, то ли их правильно проконсультировали ясачные мавчувены, только «били» они в самое больное место: разрубание тела топором от паха до шеи, обливание кипятком с последующим снятием кожи, выпускание кишок и прочая в категорию «правильной» смерти по местным понятиям никак не входили. В этой связи капитан Петруцкий — цивилизованный человек, офицер армии великого государства — получил от свирепых дикарей кличку Худо Убивающий.

...То стойбище уже накрыла волна безысходности — люди даже не попытались спрятать запасы продуктов и отогнать оленей. Они знали, что под пытками придётся всё выдать и отдать. Кириллу и Чаяку они сказали сразу: не держите зла на людей — берите что хотите и уезжайте скорее, не навлекайте на нас ещё большую беду! Именно так гости и хотели поступить — даже не стали распрягать своих оленей. Однако вековая традиция всё-таки пересилила страх: с приезжими надо хоть немного поболтать, узнать новости, пусть и не радостные. Прошёл час, другой, и уезжать стало поздно — вдали показались упряжки. Беглецов, наверное, не догнали бы, но хозяевам пришлось бы ответить, кто и зачем здесь был, почему спешно уехал, завидев «царёвых» людей.

Кирилл решил, что им нужно остаться и прикинуться местными жителями. Был риск, что их опознают, особенно его — бывшего и. о. острожного писаря. Да, риск был, а вот другого выхода, пожалуй, не было. Оленей распрягли, груз растащили по шатрам, пустые нарты поставили в общую кучу. Чаяк должен был находиться в одном жилище, а Кирилл — в другом.

Время, оставшееся до контакта с пришельцами, учёный потратил на то, чтобы уговорить, убедить, умолить своего спутника покорно снести все издевательства и оскорбления — ради чужих детей и женщин. Впрочем, нет — ради будущей мести. В итоге Чаяк мрачно угукнул и кивнул. У Кирилла появилась слабая надежда, что «всё как-нибудь обойдётся». На подготовку «друга» к испытанию учёный потратил столько нервной энергии, что совсем не задумался над вопросом: а выдержит ли он сам?

И зря.

...Кричать, вырываться и плакать девочка уже не могла. Она стояла на четвереньках и тихо хрипела при особенно резких фрикциях. Казака — уже третьего по счёту — это не устроило: