Сергей Щепетов - Айдарский острог

Из снаряжения у Кирилла был только нож — если, конечно, данное приспособление можно было назвать ножом. Дело в том, что с уменьшением пайков сушёную рыбу пришлось резать — целые куски кому-то доставались редко. У каждого охотника был свой нож, но притрагиваться к нему никто, кроме хозяина, не мог — табу. О своей нужде Кирилл объявил публично, и ему выдали ржавый кусок обруча от бочки длиною в ладонь. Железку Кирилл отчистил, расковал камнем, кое-как закалил и долго точил на куске песчаника. Потом — с её же помощью — сделал ножны.

В общем, по здравом размышлении получалось, что идти надо не вперёд, а назад — к зимовью. Надо принять побои и ждать вместе со всеми возвращения в жильё — вряд ли артельщики уморят голодом битого вора. «Вот уж нет! — усмехнулся этим мыслям Кирилл. — Что-то слишком много меня бьют в этом мире — хватит! Да я лучше вас самих передавлю поодиночке, сволочи!»

Сумерки сгущались, ветер усиливался, а охотничьего стана всё не было. Кирилл шёл и шёл вперёд. Его душевное возбуждение не утихало, оно стало каким-то мрачно-отчаянным: «Сдохну — и плевать!» Где-то в глубине то ли сознания, то ли подсознания всё-таки жила уверенность, что должно случиться чудо — просто не может не случиться! Ничего, кроме этой иррациональной веры, ему не оставалось — и он верил. Поэтому учёный почти не удивился, когда почуял запах дыма.

Ветер нёс его навстречу — как раз по санному следу. «Кто бы это мог быть? Пахнет горелым жиром, но ни таучины, ни мавчувены мясо на огне не обжаривают — только русские и изредка икуты».

Возле осевшего, полуразвалившегося шалаша в снеговой яме трепыхалось пламя костра. Двое сидели вплотную к огню и один чуть поодаль. От запаха подгоревшего мяса рот наполнился слюной. Её пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы произнести приветствие.

— Будь здрав и ты, паря, — прозвучало в ответ. Ни Кузьма, ни Мефодий со своих мест не поднялись. — Садись, Кирюха, — повечеряем.

«Ну, конечно, — вспомнил учёный, — они вроде бы собирались приехать весной, только я не понял зачем». Наклонно к огню было воткнуто несколько палок с нанизанными на них кусками мяса. Судя по всему, это была оленина, причём свежая. Один из «шампуров» Мефодий выдернул, осмотрел и подал Кириллу:

— На, пожуй, убивец.

— Сам такой, — буркнул учёный, принимая угощение. Под взглядами прищуренных глаз служилых он чувствовал себя прямо-таки голым — душевно голым.

— Не без того, — ухмыльнулся бандит. — Юколу-то совсем подъели?

— Есть ещё, — ответил Кирилл с полным ртом. — Как раз хватит, чтоб до травы копыта не откинуть.

— Оно и видно, — кивнул Кузьма. — Сколь соболей-та взяли?

— Одиннадцать сороков и шестнадцать, — ответил Кирилл. Хранить коммерческую тайну он не видел ни малейшего смысла. — А меня оговорили, будто еду ворую. Мешок с рыбой из-под моих нар достали. У меня и мешка-то никогда своего не было.

— Угу, — без малейшего удивления или сочувствия кивнул Кузьма. — А чо били мало?

— Совсем не били, — ответил Кирилл. — Вырвался я, по мордасам им надавал и ушёл. А вот Гаврилу отделали как следует — живого места не оставили.

— Гаврилу? М-да-а... А он чо украл?

— Двух соболей припрятал, а чунишник заметил и выдал. С ним всё ясно, а меня-то зачем оговорили? Что я им плохого сделал? Не ссорился вроде ни с кем...

— Хе-хе-хе! — мелко засмеялся Мефодий.

— Гы-гы-гы! — поддержал его Кузьма. — А ты не воруй, паря, гы-гы-гы!

— Что ржёте?! — слабо возмутился учёный. — Ничего я не брал!

— Ну и дурак! — сквозь смех проговорил Мефодий. — А дураков — бьют!

— Да уж, — отёр слезящиеся глаза Кузьма. — Распотешил — уф! Ладно... Чо там, Мефа, мясо не поспело ишшо? Этому тоже дай!

— Не обдрищется с голодухи-та?

— Могет, конешно, да снегу тут хватит.

Дальнейший разговор шёл с паузами — служилые трапезничали. Куски мякоти они срезали ножами и жевали, а то, что оставалось, бросали мавчувену, сидевшему в стороне.

— Ты, паря, аки дитя малое, — вещал Кузьма. — Глянешь — мужик мужиком, а послушаешь — и смех и грех.

— И откель ты такой взялся? — поддакнул Мефодий.

— Ты што ж, — продолжил бывший кат, — мнишь, будто невинен, а Гаврилка грешен, да? А того не разумеешь, что оне-та все икутские, а Гаврилка-та местный — с Айдарского, значить, острогу. Его и в артель-то зазвали, чтоб, значить, места соболиные показал. Оне-та друг дружке свои все, а энтот — чужой. Ты ж и вовсе с бока припёка!

— То есть... Ты хочешь сказать, что и его оговорили?!

— Знамо дело! И чёрных, небось, в бутор сунули да враз и нашли! Так?

— Ну, наверное... Но зачем?! Ведь грех же! Вместе работали, из одного котла ели, помогали друг другу и вдруг... Не понимаю!

— Че понимать-та? — вступил Мефодий. — Коль воровал и пойман, доля в общий кошт пойдёт. Хоть на копейку, да каждому прибыток — своим-та.

— Всё равно не понимаю... Доля каждого артельщика увеличится не сильно. Неужели ради лишней шкурки можно так обойтись с человеком?!

Вопрос был явно риторическим, но служилые переглянулись как-то озадаченно. Мефодий еле заметно пожал плечами, Кузьма вздохнул, почесал бороду и начал вещать, для убедительности помахивая оленьим ребром с остатками мяса.

— Слушай, паря, да на ус мотай. Чую, акромя нас никто те сей науки не подаст — так дураком и сгинешь. Наука ж в том... Ну, в обчем, может, там — на Руси-матушке — Андриан Первозванный и гулял. Может, там — на Руси Святой — од не овны и ход ют. Того мы доподлинно не ведаем. Однако ж всякий скажет, что тута святых отродясь не бывало. Тута лишь чёрт рогатый бродил да поплёвывал. Тута, паря, одне козлища да волки водются — рогами друг дружку пыряют да глотки рвут. Ежели не ты, тогда тебя — иначе не можно. Уразумел?

Кирилл хлюпнул носом и промолчал. Вступил Мефодий:

— Мнится мне, пустое это. Сколь этого парня ни били, а всё ума не вложили. Где уж нам-та, грешным, его поучать — так дураком пред Богом и станет.

— Али перед рогатым, — согласно закончил просветительские речи Кузьма. — Однако ж едва не припозднились мы, Мефа.

— А и припозднились бы — невелика потеря, — отметил Мефодий и обратил взгляд на Кирилла: — Чо зенки-та вылупил? Опять не разумеешь? А чо мудрёного-та? Коли артельщики приблудного малого сторожем взяли, значица, по весне — как ненужон станет — оговорят да побьют. Ты ж и вовсе подмогу им сделал — в леса ушёл. С них-та теперь какой спрос?

— Так вы знали, что так и будет?!

— Так ли, сяк ли, а думали подъехать ранее да расчёт за тебя стребовать. Теперь уж какой расчёт...

Кирилл промолчал — он и правда почувствовал себя овцой в окружении волков.

Самозваные учителя жизни некоторое время сидели у костра, ковыряя в зубах заострёнными палочками, а потом полезли в шалаш. Кириллу предложили к ним присоединиться или устраиваться где угодно — вон на нарте оленьи шкуры лежат. Учёный выбрал последнее и очень скоро уже слушал двухголосый храп.