Сергей Щепетов - Айдарский острог

— Ты ж сам душегуб и убивец, потому веры тебе не будет, а подтвердить твои сказки некому — Ивашка не в счёт. Пособи лучше вещички собрать — трогаться надо.

Остаток дня они провели в дороге. А к вечеру дня следующего увидели вдали верхушки шатров мавчувенского стойбища. Как объяснили Кириллу, до острога осталось всего ничего, здесь предстоит расстаться с Ивашкой и оленями, а дальше двигаться на собаках. Две упряжных своры действительно отдыхали на привязи в стороне от стойбища — на них-то служивые сюда и приехали.

Гостей принимали с раболепием, граничащим с непристойностью. Кажется, потребуй они вылизать собственные ноги или задницы, хозяева немедля этим занялись бы. На ночь «для сугреву» гостям предложили на выбор с полдюжины женщин и девушек. Кирилл отказался, чем немало огорчил хозяев и дал повод служилым поупражняться в остроумии относительно состояния его мужского хозяйства после перенесённых побоев. Зачуханный и забитый Ивашка среди своих держался королём — покрикивал, раздавал пинки и оплеухи, к месту и не к месту вставлял в свою речь русские слова. Похоже, сородичи, включая престарелых, воспринимали это как должное.

Утром груз был переложен на собачьи нарты, которые немного отличались по конструкции от оленьих. Никаких расчётов за аренду транспортных средств, за эксплуатацию и поедание оленей служилые, конечно, не производили, трогательного прощанья тоже устраивать не стали — загрузились, запрягли, сели и поехали.

На первой остановке для отдыха и кормёжки собак путники решили «побаловаться» табачком. Мефодий отправился к нарте Кузьмы, на которую была уложена большая часть груза. Он начал было что-то доставать и вдруг замер:

— Кузьма... Ты зачем мешок развязывал?

— Какой?

— Такой! С рухлядью!

— Что-о-о?!

Как вскоре выяснилось, мешок с соболиными шкурками вроде бы не похудел, но узел на горловине... В общем, даже Кириллу было понятно, что такие узлы русские вяжут редко, а «иноземцы» — сплошь и рядом.

Ремень с горловины был сорван заскорузлыми пальцами. Содержимое вытряхнуто на снег. Последовавшую за этим сцену действительно можно было бы назвать «немой»: в мешке содержались обрывки летней покрышки шатра, обрезки оленьих шкур, засаленный детский комбинезон, рваный меховой сапог, стоптанные травяные стельки и так далее. В общем, мусор...

Не прошло и пяти минут, как упряжки уже мчались в обратную сторону. Собак каюры не жалели.

Скорое возвращение гостей, вероятно, не было для жителей стойбища неожиданным — их встречали на свежем воздухе в полном, наверное, составе. Люди стояли плотной толпой и впереди, конечно, Ивашка. Мужчины держали в руках копья — наконечниками вверх.

Упряжки подъехали почти вплотную. Кузьма соскочил первым и, рыча что-то матерное, схватил за грудки Ивашку. Точнее, хотел схватить — в последний момент мавчувен вывернулся, отскочил назад и заверещал:

— Чо нада?! Чо нада?! Башка ясак платить! Башка олень давать! Русский царь Башка друг! Перуцки каптан Башка друг! Чо нада?!

— Рухлядь где? — прорычал Кузьма. — Отдай соболей, сволочь!

— Соболь?! Какой соболь? Мой люди соболь давать! Приказчик острог бумага писать! Этот зима ясак долг нет!

— Где НАШИ соболя?!

— Твой соболь у ты есть!

— Что-о?! Где?! Ну, показывай, с-сука!

Кузьма сделал как бы приглашающий жест в сторону своей нарты. Ивашка и прочая публика за ним следом двинулись к транспортному средству. Русских боязливо сторонились, но тем не менее все они оказались отделены друг от друга двумя-тремя мавчувенами — в основном почему-то мужчинами. Кирилл оказался почти в эпицентре, но решил пока ничего не предпринимать — ему было даже интересно.

Ивашка подошёл и безошибочно выхватил из поклажи мешок со шкурками — теми, которые служилые выторговали у промышленников за самогон и мясо.

— Соболь — вот! Кричать надо нет! Люди ругать надо нет!

— Не про то тебя спрашивают, гад! — вступил Мефодий. Он откашлялся и заревел, наливаясь дурной кровью ярости: — ГДЕ-Е НА-ШИ-И СО-О-БО-ОЛЯ-Я?!

Толпа отхлынула в стороны, все косились на предводителя. Ивашка в грязь лицом не ударил и заголосил не менее эмоционально:

— Твой соболь у ты есть! Ты промышленник торговать, вино давать — шкурка брать! Шкурка мешок лежать, мешок нарта лежать — чо от люди нада?!

— Остальные где, падаль?!

— Какой-такой стальные? Ты охота ходить нет, зверь ловить нет! Стальные быть от где? Торговать соболь есть! Ловить соболь нет!

— Отдай пушнину, а то хуже будет! Ведь по кочкам всё разнесём!

— Башка чужой брать нет! Ты брать? Ты? Ты русский соболь брать? — тыкал он рукой в толпу. — Моя люди брать нет!

— Сучий выблядок, последний раз спрашиваю: добром отдашь или нет?

Увлёкшись созерцанием главных действующих лиц, Кирилл даже и не заметил, что толпа как бы окружила их. Дети и женщины оказались где-то сзади, а впереди в основном мужчины, причём копья их смотрели уже не вертикально в небо, а как-то наискосок. Всё это, вероятно, и придало смелости предводителю стойбища:

— Плохой слова говорить надо нет! Кричать надо нет! Мой люди давать всё! Мой люди брать чужой шкурка нет! Ты я верить нет, да? Тогда я ехать! Тогда все моя люди ехать русский начальник! Вместе все острог ехать! Все люди Перуцкий каптан говорить: соболь Кузьма Мефодий брать нет! Мы олень ловить сейчас сразу! Ехать острог все сейчас!

«Блеск! — оценил Кирилл тактический ход туземца. — Вот уж в чём мои „друзья” заинтересованы меньше всего, так это в том, чтобы в острог завалилась толпа ясачных мавчувенов и начала требовать справедливости. Толмачи там, наверное, найдутся. При любом раскладе Мефодию с Кузьмой мало не покажется. Мавчувены могут признаться, что украли соболей, а могут пойти в „отказ“ — в любом случае придётся объяснять, откуда взялось такое богатство. Даже если на служилых не „повесят“ гибель артели промышленников, им вломят за нелегальную торговлю спиртным! И в любом случае будет следствие — скорее всего, с пытками. Будь свидетелей один-два, дело, наверное, можно было бы спустить на тормозах, но если толпа... Даже если сам Петруцкий грудью встанет на защиту своих прихлебателей! Нет, ну каков Ивашка?!»

Усталые собаки едва переставляли лапы. На удары хлыстом они огрызались и норовили свернуть с колеи в снег, то и дело заступали свои потяги. В общем, на ночёвку пришлось остановиться, едва верхушки шатров скрылись из виду. Кирилл сознавал, что рискует жизнью, но удержаться не мог и сказал:

— Видать, тут святых отродясь не бывало. Тут, наверное, лишь чёрт рогатый бродил да поплёвывал. Тут, похоже, одни козлища да волки водятся — рогами друг дружку пыряют да глотки рвут. Если не ты, тогда тебя — иначе не бывает. Правда?