Екатерина Мишаненкова - Блудливое Средневековье

Средневековая церковь не считала публичных женщин пропащими. Для начала, девушка образованная, ставшая жертвой обмана или принуждения, могла обратиться в епископальный суд. К услугам тех, кто не был настолько умен или смел, были исповедники и приходские священники, которые были обязаны спасать тех, кто желал спасения. Путей к спасению было два. Во-первых, монастырь, вернее, определенные монастыри, создававшиеся именно для подобного контингента под эгидой какого-то ордена. Орден Св. Марии Магдалены создал несколько подобных монастырей, но и другие религиозные организации не отставали. Во-вторых, публичная женщина, желающая вернуться на стезю добродетельной жизни, но не чувствовавшая призвания к монашеству, могла быть выдана замуж.

В этом вопросе мнения средневековых канонистов менялись в ногу со временем. Ранние клеймили мужчин, женившихся на бывших публичных женщинах, «бессмысленными идиотами», хотя сам по себе брак с раскаявшейся и выполнившей покаяние проституткой грехом не считался, особенно если мужчина не знал, на ком женится. Хотя некоторые считали, что для брака у такой невесты должна быть на руках официальная диспенсация из папской канцелярии – отпущение бывших грехов. В двенадцатом веке и в начале тринадцатого Грацианский кодекс уже пытается разделить подобные браки на те, где замужняя женщина продолжает оказывать сексуальные услуги посторонним за деньги, и те, где «дама с прошлым» действительно раскаялась и живет честно. Здесь, скорее, просматривается попытка защитить женщин от ситуации, в которой ими торговали бы собственные мужья, которых в первом случае закон справедливо определял как сутенеров. А в начале тринадцатого века папа Иннокентий III уже пишет, что женитьба на публичной женщине с целью исправить ее является «не последним среди благотворительных деяний», и утверждает, что подобный брак отпустит грехи того, кто на него решится. Правда, в том же тринадцатом веке Бернард Пармский, канонический юрист, комментирует слова папы примечанием «если такой человек найдется».

Собственно, в Англии такие люди находились. Поскольку городские муниципалитеты без восторга относились к наличию публичных домов и «частных практик» на своей территории, в обычае олдерменов было собирать фонд, из которых оплачивалось приданое тех публичных женщин, у которых были на примете женихи, и такая пара получала в придачу помощь для обзаведения хозяйством. Но вряд ли такие акции были очень уж массовыми. Скорее всего, если какая-то хозяйка дома и проходила к нынешнему статусу через подобную полосу в своей жизни, это оставалось полным секретом для окружающих, потому что пара просто переезжала куда подальше.

Казалось бы, что делает в главе про проституцию Орлеанская Девственница, сожженная англичанами как еретичка, а впоследствии оправданная и канонизированная?

Однако не все помнят, что прежде чем суд остановился на обвинении в ереси, прокурор трибунала Жан д’Эстиве среди прочих «прегрешений» Жанны называл и распутное поведение:

«VIII. Также Жанна, когда ей было примерно 20 лет, по своему собственному желанию и без разрешения отца и матери, отправилась в город Нефшато в Лотарингии и на какое-то время нанялась на службу к содержательнице постоялого двора по имени La Rousse. Там постоянно собирались женщины дурного поведения, и останавливались солдаты. Жанна также жила там, иногда общалась с этими женщинами, иногда водила овец на пастбище и лошадей на водопой.

IX. Также Жанна, находясь там в услужении, привлекла к церковному суду города Туля некоего юношу, обещавшего на ней жениться. Для участия в процессе она несколько раз ездила в Туль. Этот юноша, поняв, с какими женщинами она знается, отказался взять ее в жены. Он умер, и это дело до сих пор не закрыто. А Жанна с досады оставила затем упомянутую службу».

«LIV: Также Жанна бесстыдно жила с мужчинами, отказываясь от компании женщин, принимая услуги только от мужчин, от которых она требовала, чтобы они помогали ей как в интимных надобностях, так и в ее тайных делах, чего никогда не происходило ни с одной целомудренной и благочестивой женщиной» [здесь и далее цитируется по книге Ольги Тогоевой «Истинная правда»].

Вот такой парадокс: Жанна, именуемая Девой – распутная и бесстыдная женщина, на которой приличный человек даже не решился жениться.

Дальше следовала статья, в которой рассказывалось, что Жанна сбежала из дома, ослушавшись родителей, – в Средние века это тоже было еще одним доказательством распутства: покидая дом, где она находилась под защитой семьи и закона, женщина уходила в жестокий мир, где становилась легкой добычей. И если она сделала это добровольно, то лишь от порочности, не иначе.

Есть такой любопытный момент – в средневековых судебных записях женщин, осужденных за различные преступления, в том числе воровство, нередко продолжают называть «честная женщина». Такой вот нонсенс.

Но в те времена это никому не казалось странным – такое отношение вытекало из положения женщины в целом и ее прав и обязанностей в глазах общества. Какие бы преступления женщина ни совершила, если у нее не было любовников, если она хранила целомудрие или была верной женой, и даже если она жила во внебрачной связи, но с одним единственным любовником – она все равно оставалась «честной женщиной». И суд по этой причине даже мог проявить к ней снисхождение. Как я уже не раз говорила – с женщин и мужчин был разный спрос.

Здесь проявляется еще одна двойственность средневекового мировоззрения. С одной стороны, на секс смотрели достаточно легко, этим легкомыслием пронизана вся литература Средневековья и Возрождения. Но все должно было оставаться в рамках приличий; одно дело немного поразвлечься, а другое – позорить семью и мужа. Шипионе Баргальи, один из последних новеллистов эпохи Возрождения, очень точно писал в одной из своих новелл: «Она твердо верила, что сохранила честь свою незапятнанной, полагая, видимо, как то делают ныне очень многие, что честь целиком исчерпывается сведениями, которыми располагают о жизни и нравах человека его соседи, и мнением, которое они о нем составляют».

А уж когда женщина оказывалась замешана в какой-то скандал, ее дальнейшая судьба могла быть напрямую связана с ее репутацией. Если соседи и знакомые свидетельствовали в суде, что она добродетельна, преступление могли счесть случайностью, в которой виновата слабость женской натуры. А распутница в глазах общества была порочна по определению, следовательно, способна на любое преступление и опасна для общества. Тут пощады ждать не приходилось.