Александр Коломийцев - Эллада

К обеду Архедика вышла в зелёном пеплосе, смарагд в лучах светильников переливался глубоким изумрудным светом. Держалась неверная жена скромно, на любовника смотрела отстранённым взглядом. Сидя на кушетке мужа, слушала повествование о празднестве в Ленеях.

Взошли Плеяды, всё продолжительней становилось затишье. В порту пылали костры, беспокойно пахло смолой. Галеры покоились на эстакадах и просились в море. Мореходы расстилали на галечном пляже паруса, латали дыры, осматривали вёсла. На пирсе, прибрежной полосе с утра до вечера стоял гам. Купцы сговаривались со шкиперами, голытьба нанималась в матросы и гребцы. В харчевнях хлопали двери, праздношатающийся люд сновал туда обратно. Стучали топоры, перекликались корабелы, брякали кости, кричали бойцовские петухи и перепела. Глаза у всех смотрели бесшабашно, с задором. Ватаги городских огольцов носились по берегу. Сорванцы швыряли в море камни, задирали простофиль. У портовых построек сидели торговки-лоточницы с яствами, предназначенными для крепких, не избалованных поварами желудков: ячменными лепёшками, твёрдым сыром, луком, пирожками с чечевицей, горохом, бобами, припахивавшей душком солёной морской мелочью. Сезон начался, близились Великие Дионисии.

Анаксимандр, придя в лавку, порывался сходить в порт, покалякать со шкиперами. Пахет удерживал.

— Не торопись, уважаемый. Пусть погода установится. Пройдут праздники, ветры окончательно улягутся, тогда и отправишься домой. Не ровен час, опять буря галеру разобьёт, второй раз не спасёшься. Я сам со шкиперами сговорюсь. Я их всех как облупленных знаю. А то нарвёшься — или галера гнилая, плаванья не выдержит, или цену заломит — не расплатишься. Доверься мне, я сговорюсь. Если денег не хватит, поручусь за тебя, доплатишь в Милете.

Довод о поручительстве был самый весомый. Заработанных денег могло и не хватить. О плате они так конкретно и не договорились. Вначале Пахет отнекивался, мол, посмотрю, что ты за писец. А потом сам, растроганный оказанным приёмом, не настаивал. Если бы не сговорились, куда было деваться? Не в кузницу же возвращаться. Да и пил, ел вволю, наравне с хозяином, и еда, и домашний обиход тоже денег стоят. Как-то у них сложилось не как обычно у хозяина и работника. Всё теперь от Пахета зависит, что насчитает, то и заплатит, остаётся уповать на его честность и порядочность. Чересчур прижимистым хозяином Пахета не назовёшь, но и распустёхой не выглядит, денег не считает лишь, когда дело касается подарков жене. Видно, ласкать старческое тело та соглашается после роскошных подарков. А женской ласки Пахету ой как хочется, последние годы уходят. Удерживало и обещание, данное Архедике. Не хотелось обижать женщину, хотя что в их жизни изменят несколько украденных ночей? Только беду могут навлечь. Так думал мужчина, женщина думала иначе. Может, и вправду Киприда вселила в неё любовь, а не мимолётную страсть?

Приближался день отъезда, и закуролесил Зефир, отгородив Аттику напором ветра, длинными, ревущими валами. Пахет злился, с утра до вечера поминал демонов, ворон, собак, тартар.

Второй день мужчины обедали в одиночестве, Архедика занемогла. Пахет ворчал и сокрушался:

— Хотел её, бедняжку, в Афины взять, праздник бы посмотрела, в шествии прошла, у ювелиров бы, златокузнецов побывала, выбрала бы чего-нибудь, воспоминаний на целый год хватило. А теперь и не знаю, ехать ли самому? Она, сердобольная, уговаривает ехать. А сама сегодня врача звала. Толку от этих врачевателей, что с козла молока. Весь столик снадобьями завалил. Толку-то! Денег прорву запросил, — пожевав губами, фыркнул недовольно: — Эти врачеватели бабьими капризами кормятся. Что мойры соткали, то и выйдет, и никакое лечение ничего не изменит. Понятное дело — на войне: кровь остановить, стрелу вынуть, рану заживить. Нешто знают, что в чреве человеческом делается? Про дурную кровь, воды толкуют. Дурную кровь и цирюльник пустит.

Анаксимандр возразил:

— Всякому человеку жить хочется. Пока здоров, болезни не одолевают и врачеватели не нужны. А как скрутит, поневоле забегает, — отхлебнув вина, сменил тему: — Так ты едешь в Афины? Рабам отдых дашь? Всё-таки Великие Дионисии, всякий человек приходу Диониса рад.

— То человек, а то человеконогий. Нешто у них душа есть? Одна забота — брюхо набить, да на боку поваляться, ничего божественного и в мыслях не держат, так и скотина живёт. — Как обычно, окончательного решения сразу не высказал. Анаксимандр, дабы не вызывать недоумения заботами о чужих рабах, не настаивал. — Не знаю, ехать ли, не ехать. Посмотрю. Ещё и жена некстати расхворалась. Обидно будет не попасть в это время в Афины из-за непогоды. Глянь-ка, что делается, зефир вовсю разгулялся, через Эврип не переправиться. Ну, да ещё три дня в запасе, поди-ка угомонится.

С полдня следующего дня Зефир, решив, что достаточно помучил смертных, утихомирил ветер. Ночью в высоком небе, густо прочерченном каплями божественного млека, ярко блистали звёзды и пуще всех шестеро Атлантовых дочерей. Наутро гавань зашумела. Не менее полусотни галер наперегонки помчались к аттическому берегу. Кто держал курс на ближайшие порты, большинство же, сокращая сухопутный путь, направлялись в Пирей. На одной из галер находился и Пахет, сопровождаемый Локром и Сиртом. Состояние жены улучшилось, и книготорговец благосклонно позволил себя уговорить не беспокоиться о здоровье супруги, побывать на празднике и совершить торговые дела.

Анаксимандр велел домоправителю сменить постель, подстриг бороду, волосы, после омовения умастился душистым маслом и полночи не сомкнул глаз, поджидая любовницу. К его разочарованию, ожидание оказалось напрасным. Днём он всего лишь разок видел Архедику, та даже не удостоила любовника взглядом. Анаксимандр находился в смятении, ничего не понимал, поведение любовницы ставило в тупик своей непредсказуемостью.

Пришла Архедика в ночь накануне праздника, в руках держала кувшин и чашу. Поставив их у ног, села рядом с Анаксимандром, окутав возлюбленного знакомым, но неведомым запахом.

— Мой придурок учудил. Велел рабыне спать в моей комнате на случай, если вдруг среди ночи мне станет дурно, и днём приглядывать за мной. Мне и было дурно, да совсем по другой причине, кое-как избавилась от дурёхи. Ну, ничего, сейчас наверстаем, — сказала откровенно, обвив шею Анаксимандра, прижалась обнажившейся грудью, куснула ухо. — Ты тоже измаялся, бедненький? Ждал меня?

— Полночи не спал, — признался любовник, чьё тело трепетало под действием чар.

Обняв любовницу, прильнул к устам, пытаясь увлечь на постель. Архедика, насытясь поцелуем, поставила на колени Анаксимандру чашу, велела держать, налила вина.