Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

Дойдя до этого места в своих размышлениях, Бородин замедлил шаг и в итоге остановился у окна, выходившего на улицу Куйбышева. И, глядя на людей, спешащих по своим делам, продолжил свои умозаключения: «Алиби у меня тоже имеется, хотя и не безупречное. Впрочем, большого выбора у меня не было — спасибо и на том, что и такое алиби нарисовалось. И если Виталий не будет его слишком дотошно копать, то оно вполне сумеет меня прикрыть. Итак, исходя из этого алиби, в означенный обеденный перерыв я ходил в соседний с нами «Детский мир», где в тот день должны были продавать школьную форму для девочек. Во всяком случае, так я об этом сообщил шефу, предупредив его, что могу немного задержаться. Как возникло это алиби? Накануне моя жена узнала о будущей распродаже и, отпросившись с работы, приехала в «Детский мир». Отстояла очередь и получила талон под номер сорок два. А поскольку на второй день ее могли с работы не отпустить — а именно в этот день в магазин должны были привезти школьную форму — она попросила об этом меня. Что сделал я? Вечером накануне распродажи я зашел в «Детский мир» после работы и нашел там женщину — заведующую секцией, которая торгует школьной формой. Показал ей свое служебное удостоверение и вежливо объяснил, что мне нужна форма на девочку такого-то размера. Что у нас с женой есть талон, который я не смогу отоварить завтра днем, но готов зайти за формой вечером после окончания трудового дня. Завсекцией оказалась женщиной с пониманием, да и как тут не понять, когда с тобой разговаривает инструктор ЦК КПСС. Короче, она согласилась отложить мне форму. При этом я ее вежливо попросил в случае, если кто-то будет ее спрашивать о том, в какое время я отоварил талон, она назвала именно обеденное время. Дескать, мы хоть и работники ЦК, но тоже ходим под дамокловым мечом андроповской борьбы за дисциплину труда. И завсекцией это пообещала, войдя в мое положение. Так что форму я благополучно получил, порадовав тем самым и жену, и дочку. А также и Шарафа-ака, с которым я успел встретиться в тот же день. Так что, если жену кто-то спросит, кто купил форму для дочери, она без колебаний укажет на меня. Только вот дойдет ли Виталий до этой стадии — допроса моей жены, которая, кстати, ему когда-то очень нравилась? Или, памятуя о нашей дружбе, ограничится лишь констатацией факта? Здесь я точного ответа найти пока не могу».

Подумав об этом, Бородин в последний раз взглянул на пейзаж за окном, после чего продолжил свой путь к рабочему месту — в соседний корпус, находившийся в Ипатьевском переулке.

— Алексей Игнатов из Москвы, пройдите в пятую кабинку! — раздался строгий женский голос из динамика, висевшего в зале междугородных телефонных переговоров на киевском Главпочтамте.

— Это тебя, — Оленюк ткнул локтем в бок Игнатова, который никак не отреагировал на оповещение из динамика.

Вскочив со своего места, Алексей быстрым шагом направился в пятую кабинку. И сняв трубку телефона, услышал на другом конце провода знакомый голос майора Ильи Белоуса, который был явно на взводе:

— Алексей, ты куда пропал, едрить тебя в коромысло! Может, ты уже в киевский уголовный розыск устроился?

— Рад бы, Илья, да не берут, — прервал гневный монолог своего начальника Игнатов. — Извини, что так вышло, но неожиданные обстоятельства нарисовались — пришлось малость подзадержаться.

— Не фига себе малость — вместо суток, ты уже третий день там торчишь, — продолжал бушевать Белоус. — А здесь вот-вот комиссия из главка обещает нагрянуть. Ты что забыл, что убийство ветерана у них на контроле?

— Не волнуйся, раскроем мы эту «мокруху», а заодно и здешнее дело тоже, — оправдывался Игнатов.

— Ты что-то там «намыл» дельное?

— Вот именно, но по телефону всего рассказать не могу.

— Но в любом случае даю тебе еще сутки. Тем более, что здесь Цыпа оклемался и очень хочет тебя лицезреть.

Эта новость по-настоящему ошеломила Игнатова.

— Давно он очнулся?

— Вчера вечером и сразу затребовал тебя к себе. Больше, говорит, ни с кем разговаривать не буду.

— Хорошо, скоро приеду, — пообещал Игнатов и первым повесил трубку.

Выйдя на Крещатик, друзья направились к припаркованным неподалеку «Жигулям» Оленюка.

— А далеко до этого госпиталя ехать? — поинтересовался Игнатов.

— За десять минут управимся, — ответил Оленюк. — А ты куда-то торопишься?

— Хотел успеть Настю с работы встретить.

— Может, ты женишься на ней и здесь останешься? — то ли в шутку, то ли всерьез спросил Оленюк.

— Мне легче ее с собой в Москву забрать. Ведь бывший супруг наверняка ее здесь в покое не оставит, а милицейский пост у ее квартиры не поставишь.

— Хочешь, я с ним лично поговорю? — предложил Оленюк.

— А что толку? С ним участковый уже раз пять беседовал и все без толку. И ведь почти год прошел, как они расстались, а этому бывшему все неймется.

Так, за разговором, они дошли до автомобиля. Им предстояла поездка в госпиталь МВД, где в данную минуту находился единственный из выживших милиционеров, которые были фигурантами харьковского пожара 1941 года. Это был бывший начальник УНКВД Украинской ССР по Харьковской области Павел Тихонов. Было ему уже семьдесят четыре года и последние тринадцать лет он находился на пенсии, уйдя на нее в звании генерала-майора, а в госпитале проходил ежегодный профилактический осмотр.

Когда друзья приехали в госпиталь, Тихонова в палате не оказалось. Как сказала медсестра, он коротал время за чтением прессы на одной из госпитальных аллей. Туда и направились гости.

Они нашли ветерана МВД сидящим на лавочке и читающим журнал «Новый мир», первый номер за этот год. Генерал был так увлечен чтением, что даже не заметил, как рядом с ним на лавочку присели двое мужчин.

— Что-то интересное читаете, Павел Павлович? — поинтересовался у генерала Оленюк.

Тихонов поднял глаза на нежданных гостей и ответил вопросом на вопрос:

— С кем имею честь?

Друзья извлекли из карманов свои служебные удостоверения и показали их генералу.

— Коллеги, значит, — улыбнулся ветеран. — Очень приятно. А читаю я воспоминания Леонида Ильича Брежнева. Все правильно пишет покойный.

— Что именно? — спросил Игнатов.

— Я же говорю, что все: и предвоенные годы, и военные. Я же сам в то время был уже взрослым человеком, поэтому все хорошо помню. Правда, жил я тогда не на Украине, как Леонид Ильич, а в Ленинграде — работал на Ижорском заводе мастером. Потом стал парторгом, секретарем парткома завода. Именно оттуда меня в органы и направили. Берия тогда стал министром, вернее, наркомом, стал ежовские завалы разгребать, вот новые люди ему и понадобились. Направили меня в Центральную школу НКВД, а в январе тридцать девятого отправили сюда, на Украину — в город Харьков, на должность заместителя начальника тамошнего УНКВД.