Джошуа Правер - Королевство крестоносцев

Кроме того, культурный уровень королевства важен сам по себе для того, чтобы можно было объяснить, почему колонии не становились центром взаимодействия культур. Безусловно, неверно утверждать, что колонии всегда находились в состоянии войны и звон мечей заглушал все другие голоса. Но королевство так и не стало центром интеллектуальной деятельности, оставшись придатком европейской культуры, провинциальным и маргинальным. Конечно, школы существовали – приходские, монастырские и при кафедральных соборах, но они не оставили по себе никакого следа. Ни одна переводческая школа, ни один университет так и не были созданы, и это в то время, когда в Европе основывались университеты. Все, что крестоносцы считали ценным и могли передать последующим поколениям, так это повседневные жизненные правила, подражание старым поколениям, стремившимся сохранить рыцарский кодекс поведения, и отдельные коммерческие навыки. Не случайно изучение законов и местных обычаев и преданий становится излюбленным занятием аристократии крестоносцев. Кроме того, что закон был краеугольным камнем классовых привилегий, по своей природе это был наиболее традиционный и консервативный элемент. Со всем тем, что было общим для Европы и ее восточных колоний, ни одна европейская страна не использовала в такой большой мере принцип прецедента, как это было на латинском Востоке. Занятие юриспруденцией было одним из наиболее важных проявлений интеллектуальной жизни.

Отсутствие какой бы то ни было школы в средневековом значении этого слова не только показатель интеллектуального уровня, что особенно важно в контексте нашего повествования. Передача культуры очень редко зависит от деятельности одинокого подвижника. Сфера распространения его знаний ограничена, а жизнь его очень кратка. Несмотря на то что коллеж, университет или какая-то школа не могут постоянно обеспечивать высокий уровень преподавания, все равно эти интеллектуальные центры становятся хранилищем культуры. То, что в королевстве не было создано ничего подобного школе Салерно или Толедскому университету, можно объяснить тем фактом, что отсутствовал какой бы то ни было механизм сохранения и передачи восточной культуры, которую накопило предыдущее поколение.

В итоге крестоносцы просто повторяли зады. Постоянный приток иммигрантов в XII в. и большие военные экспедиции действовали как духовный растворитель на любые процессы смешения Востока и Запада. Колонии не создали достаточно прочную культурную сеть, чтобы захватить в нее волны новых поселенцев и ассимилировать их. Каждый новый крестовый поход и каждый новый иммигрант укреплял западный элемент и обеспечивал его постоянство. Это может объяснить, почему в XIII в. слышатся новые примирительные голоса в отношении ислама. В этом столетии почти иссяк приток мигрантов и прекратились крупные крестовые походы.

Даже выборочный процесс частичной ассимиляции для многих прибывших из Европы, да и для некоторых современных историков, представлялся как вырождение нации. Верно и то, что другие историки видели этот процесс в положительном свете, как начальный этап поглощения и слияния, явление, никогда не имевшее место и о котором крестоносцы и не помышляли. Есть много правды и верных наблюдений в высказываниях образованного мусульманина Усамы ибн-Мункыза: «На франках тяготеет проклятие, этот народ не сообщается ни с каким другим, кроме как представителями собственного племени». Можно было ожидать, что это чувство отторжения было сильнее среди вновь прибывших – участников крестовых походов, пилигримов или простых иммигрантов, чем среди тех, кто жил в стране. Тот же самый мусульманский автор замечает: «Некоторые франки уже освоились на новом месте и давно общаются с мусульманами. Они гораздо лучше тех, кто недавно прибыл из франкских земель. Но они составляют исключение из общего правила». Какой можно сделать вывод из этого. Буквально это означает, что в стране было постоянно больше вновь прибывших. Этот факт трудно признать или опровергнуть. Однако возможно предположить, что в XII в., когда шла постоянная миграция, именно так и было. Но так или иначе, мусульманскому наблюдателю, хорошо знавшему общество крестоносцев, оно казалось неспособным воспринять ассимиляцию.

Некоторые области ревниво охранялись от возможного влияния местной культуры и оставались исключительно европейскими. Здесь был представлен весь спектр различных общественных институтов и административных органов, существовали свои правила поведения для различных классов общества крестоносцев. Все общественные институты и органы управления были европейскими, и все было направлено на то, чтобы создать европейское общество. Хотя некоторые аспекты материальной культуры менялись, но интеллектуальная, артистическая, общественная и политическая атмосфера совсем не были подвержены внешнему влиянию, за исключением имевших место отдельных случаев, на всем протяжении двухвекового сосуществования. Демаркационная линия между областями открытыми влиянию местной культуры и закрытыми определялась представлениями крестоносцев о том, чем они есть в своих собственных глазах. Все те черты, что свидетельствовали об идентичности крестоносцев, не должны были подвергнуться чужеземному влиянию.

Преднамеренное создание и сохранение подобных барьеров могло иметь далекоидущие последствия. Не повлияло ли это в некоторой мере на отношение крестоносцев к собственному наследию? Все их политические и общественные институты, их военная организация и некоторые аспекты их художественного творчества были пропитаны сильным чувством традиционализма. Несмотря на постоянные связи с Европой и даже ощущение того, что они ее часть, они неохотно и с запозданием перенимали все изменения в ее развитии. Казалось, они лелеяли анахроничный образ Европы, присущий ей на рубеже XI в. Этот глубоко укорененный традиционализм был, возможно, результатом нескольких факторов. Первый и самый важный – ощущение того, что они были новым отпрыском, которое характерно для многих колониальных обществ и которое вызывало чувство неполноценности и потребность следовать сложившемуся порядку вещей, принять как должное нравы предков и родной земли. Такое отношение могло измениться только в том случае, если все подавляющий чужеродный элемент становился доминирующим и вытеснял существовавшие эмоциональные связи новыми обязательствами и благочестивыми намерениями. На такие изменения могла решиться элита, до некоторой степени интеллектуальная, настроенная более оптимистично и решительно, которая желала освободиться от существовавших связей и действовать по-новому. Но ни один из этих факторов не присутствовал в королевстве крестоносцев. С самого начала и до конца доминирующее положение в обществе и культуре занимал французский элемент, достаточно сильный, чтобы подавить все остальные в обществе иммигрантов. Наконец, мы уже говорили о почти полном отсутствии интеллектуальной элиты в королевстве.