Николай Пахомов - Святослав, князь курский [Proza.ry]

— Спасибо, отче — перевел дух Святослав Всеволодович.

Под вечер к монастырю подошли вооруженные посланцы князя Изяслава и потребовали выдачи Святослава Всеволодовича: «Князь ве-ликий пока по чести зовет».

— Что делать, отче? — изменился в лице владимиро-волынский князь. — Как быть?

— Раз по чести зовут, то выходи смело, — посоветовал игумен. — Ес-ли бы со злом пришли, с черным намерением, то вот так бы не стояли и не звали, а уже бы ворвались в монастырь и творили, что хотели. По-этому не бойся и иди смело. Помни, что над всеми нами Бог, а без его повеления и волос с головы не падет.

Святослав Всеволодович и находившиеся с ним отроки вышли, держа на поводе своих коней. Их тут же окружили, отобрали оружие, а затем, разрешив сесть на собственных коней, повели в сторону Вышго-рода, где уже находился князь Изяслав Мстиславич со своим воинством.

Игорь Ольгович, закованный в тяжелые немецкие доспехи, дос-тавшиеся ему во время похода в Польшу, и страдавший болезнью ног, а потому не слезавший со своего коня, вырвавшись из окружения один-одинешенек, опрометчиво бросился в болота, надеясь спастись от вра-жеских мечей и копий.

«Что, брат, сладко попировал? — укорял он сам себя, двигаясь неиз-вестно куда, лишь бы подальше от ратного поля. — Пир был хорош, а похмелье и того лучше. Знать бы мне, что так дело обернется, то вряд бы пиры пировал с изменниками и предателями… Надо было их отдать киевскому люду вместе с Тудором да Ратшой на поток и разграбление — и не скитался бы сейчас по болоту».

Спастись бывшему уже великому князю удалось, но к своему не-счастью он вместе с конем увяз так, что уже не смог выбраться до тех пор, пока не был обнаружен пешцами Изяслава и не пленен ими.

Поражение Игоря произошло 13 августа, а пленение — 17, и в тот же день он был под крепкой стражей из верных Изяславу Мстиславичу воев сопровожден в Переяславль, в монастырь святого Иоанна. «Содер-жать в достатке, но под неусыпной стражей, — напутствовал воев новый великий киевский князь, благословенный на сей стол всеми киевлянами и святым клиром. Даже епископ Онуфрий, забыв о прежней привязан-ности к Ольговичам, изливал слова радости и благодати. Хоть и говорят на Руси, что не в силе Бог, а в правде, но уж так издавна повелось, что за кем сила, за тем и правда. А Бог так… с боку припека.

Если судьба к Игорю не мирволила, то к Святославу Всеволодови-чу была куда как благодатнее. То ли по просьбе Агафьи, то ли по собст-венному разумению князь Изяслав племянника упрекать не стал, а, при-звав к себе, сказал: «Ты мне ближний, если хочешь, то будь при мне. Буду считать тебя за сына». Святослав Всеволодович приободрился. Страхи его улетучились, как утренний туман. Он тут же попросил Изя-слава быть ему «в место отца» и клялся в своей покорности и верности. Изяслав оставил за ним его удел и обещал дать волости в земле Север-ской и Вятичах.

Святослав Ольгович, помышляя лишь о собственном спасении, об этом пока не знал. Добравшись с остатками дружины до Новгорода Се-верского, он, почти не пообщавшись с княгиней Марией и детьми — тут уж было не до них, хотя раньше при возвращении домой с удовольстви-ем тотошкался с детворой и миловался с супругой — тотчас собрал вече и объявил горожанам о случившемся.

— Станете ли вы вместе со мной и моей дружиной защищать град от Изяслава, — прямо спросил князь собравшихся северцев, — или же измените, как изменили киевляне моему брату Игорю?

Вече пошумело, пошумело и дало ответ: «Мы не киевляне и своих князей в беде не оставим. Ворота града Изяславу не отворим и сражать-ся будем столько, сколько хватит наших сил».

Обрадованный таким ответом северцев, Святослав тотчас послал гонцов к двоюродным братьям, князьям черниговским с просьбой под-держать его в борьбе с Изяславом Мстиславичем. Те ответили, что под-держат. Тогда Святослав по совету воеводы Петра Ильина направил в Чернигов своего боярина Константина Коснячку для более быстрого согласования совместных действий.

— Так оно надежнее и спорее будет, — сопроводил данное решение кратким пояснением старый ратоборец, которому, как судачили в дру-жине, уже за девятый десяток перевалило. — Да и свое око при черни-говских князьях не помешает. Что-то с душком они, с гнильцой…

— Откуда известно, — усомнился северский князь. — Ведь двоюрод-ные все же… Всегда с братом Всеволодом заодно были.

— Так то с братом, — многозначительно поднял указательный перст вверх воевода. — Теперь же этого что-то не видно… Зато видно совсем иное… Вон как носом повели, когда о подтверждении клятвы спросил: сразу давай волости да уделы просить…

— Так то уделы… — в тон ему, но не очень уверенно попытался оп-равдать двоюродных братьев Святослав. — Всяк, пользуясь моментом, себе просит…

— То-то и оно, что уделы, — остался верен своему мнению Петр Ильин, — с них-то все и начинается…

После этих слов старого отцова воя тревога, поселившаяся в серд-це Святослава с момента неудачной битвы на Ольжичах, только усили-валась. Не изгнать, не избыть.

— Что будешь делать дальше? — спросила осторожно княгиня Ма-рия, когда северский князь поздно вечером уставший и взвинченный от волнений и тревог, наконец-то добрался до супружеской опочивальни.

Княгиня уже не ластилась к нему, как раньше кошкой, понимая, что мужу теперь не до любовных ласк и утех. Спросила участливо и с какой-то внутренней надеждой, что ее муж, такой большой и мудрый, такой всегда надежный и сильный, все равно какой-нибудь выход най-дет. Не даст в обиду ни себя, ни ее, ни своих детей.

— Что делать, что делать… — как-то отрешенно повторил вопрос Святослав, словно разговаривая с собою. — Сначала прикажу баню ис-топить, да пот и грязь с тела смою, а то уже зудит… Утром же пошлю в вотчины мои, узнаю, как настроены там знатные мужи, торговые гости и черные людишки… И начну, пожалуй, с Курска… лично. Думаю, что куряне меня не подведут, Влас Ильин — не боярин киевский… но побы-вать там стоит.

— Сам поедешь?

— Сам. Повидав многое в Киеве, прихожу к выводу, что лучше все делать самому, — мрачно заметил Святослав и, громко хлопая в ладоши, вызвал постельничего.

— Немедленно истопите баню, — приказал голосом, не терпящим возражения, как только тот показался в дверном проеме опочивальни.

— Так ведь ночь, темно, — попятился постельничий, выкатив от удивления на лоб очи.

— А факелы и свечи для чего существуют? — рыкнул князь, и по-стельничего словно ветром сдуло вместе с его сонной дурашливостью и неуместным удивлением.

— С Путивлем и Курском понятно… призовешь тамошних людей к присяге, — продолжила Мария, когда за постельничим захлопнулась дверь, — но далее-то что?