Николай Попов - Десант Тайсё

— Да просто постарается его переплюнуть, встретив на пристани десант хлебом-солью и дирижируя земским оркестром ложечников.

— Пожалуй, так и распределены их роли, — согласился Костя. Проминский проводил его до кухни. Заботливая Клава накормила их отменным фасолевым супом и поджаристой красноглазкой. После сытного обеда неодолимо потянуло на мягкий губернаторский диван с резными ножками в виде тигровых лап. Но в бывшей гостиной сейчас вместо Петра принимал народ Василий Григорьевич Антонов. Костя занял привычное место на тёплом подоконнике. Палубы «Ивами» пустовали. Кроме расчехлённых орудий, крейсер ничем не выдавал своих намерений. Это незаметно притупило бдительность. Разбудил его Иван, укоризненно ворча:

— Товарищ председатель Исполкома, разве гоже дрыхнуть на боевом посту? Этак ничего не стоит подвести под монастырь всю советскую власть и проснуться уже в самурайском плену.

Так хлёстко шутил он, оказалось, не только для собственного удовольствия — в кабинете находились Агарев с Медведевым. Костя даже не собирался выполнять отеческий совет Ленлопа. Тогда они ради общего блага смирили гордыню и сами явились, точно версальцы, вернувшиеся в Коммуну. В чёрном и тёмно-синем костюмах из американского бостона, при бабочках, подпирающих высокие крахмальные воротнички белейших сорочек, визитёры выглядели натуральными консулами. Величественный, как адмирал Найт, Медведев приблизился и, тепло пожав Косте руку, приятным баритоном пропел:

— Добрый день, Константин Александрович...

— Рад вас видеть, Константин Александрович, — радушно улыбнулся обычно суровый Агарев.

— Здравствуйте, Александр Семёныч. Здравствуйте, Алексей Фёдорович. Пожалуйста, выбирайте любое кресло на солнышке, — предложил Костя, удивляясь безропотному исчезновению Мана и разительной перемене в поведении прежде непреклонных господ, которые были учтивы с ним, как с посетителем предвыборного митинга.

Пуская стёклами пенсне солнечные зайчики, Медведев по привычке несколько раз в раздумье шевельнул седоватым оческом бороды и скорбно произнёс:

— Скверную весть принёс нынешний день... Для нас он может стать роковым, поскольку японцы едва ли упустят столь редкостный случай, что недвусмысленно видно из нот, кои мне и Алексею Фёдорычу вручил консул Кикучи, обеспокоенный беззащитностью своих подданных в городе и в связи с этим вынужденный принять соответствующие меры. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь...

Он подрагивающими руками подал грозную ноту, которая почти дословно повторяла объявление адмирала Като. Агарев с трепетом подал свою копию объявления. Костя пытался высмотреть в нём хоть какую-то примету вины за случившееся, но провокатор держался с чувством выполненного долга и, если бы мог, перевернул рыжеватые усы концами вверх, чтобы выглядеть ещё молодцеватей. Элементарная порядочность обязывала воздержаться от общения с новоявленным попом Гапоном, а приходилось определять свою роль в зловещем театре Кикучи. В лад визитёру Костя посетовал:

— Эх, времена, времена... Только и возишься с нотами... Так немудрено сделаться композитором...

— Ах, как прекрасно иметь от роду всего двадцать четыре годка... Завидная пора: всё кажется розовым, радостным!.. Хотя в действительности положение отнюдь не шутейное... — Явно для того, чтобы легкомысленный Костя прочувствовал ответственность момента, Медведев сделал внушительную паузу и максимально сурово предупредил: — Опасность японского вторжения велика чрезвычайно. Мы уже опустились на дно бездны... Мы увидали там страшный лик национальной смерти... Это закалило нашу волю, наполнило душу решимостью к возрождению. Так объединим же наши усилия! И все грядущие испытания будут нами с честью одолены во имя того великого будущего, кое своими жертвами вполне заслужило наше многострадальное Отечество. Однако для этого необходимо срочно принять самые решительные меры.

Так обозначилось пожелание Ленлопа. Дабы скорей выявить его полностью. Костя покаянно склонил голову, большеватую для его роста и тщедушного тела. Почти искренне воскликнул:

— Слава Богу! Сам уже свихнулся от бессилия выбраться из переплёта. Какие меры вы считаете необходимыми? Я готов на любые!

— Политика — наука о возможном. Забвение сей истины, неразумные попытки перейти грань, отделяющую возможное от невозможного, обходятся людям и Родине весьма дорого. Дабы в сложившейся обстановке действовать с минимальным риском, но с максимальной пользой, надо учитывать всю совокупность внешних и внутренних факторов. Тщательно взвесив их, мы с Алексеем Фёдорычем пришли к выводу, что успешно противостоять японцам способен лишь орган власти, в коем будут представлены все политические течения города.

— Здравствуйте... Вы находитесь именно в таком органе и, насколько известно, даже являетесь членами его президиума, — напомнил Костя, потеряв интерес к дальнейшим ритуальным заклинаниям. — Если вы перестанете хотя бы мешать Исполкому, тогда, глядишь, удастся предотвратить многие беды.

Сдерживая раздражение, Агарев горестно покачал облезлой головой:

— Увы, Исполком не годится для подобной миссии. Разве порядочные люди станут уважать власть, которую возглавляют одни каторжники — Никифоров, Проминский, Мельников, Ман...

— Что ж вы по рассеянности забыли про меня? Правда, я сидел всего лишь в обычной тюрьме недалече отсюда...

— И такая власть именуется революционной, законной... О, времена!.. О, нравы!.. Кошмар! — совсем по-сократовски возопил безутешный Агарев.

— Ну и логика... Временное правительство вы признаете законным, а советскую власть, тоже рождённую революцией, считаете исчадием потаскухи демократии. Пожалуйста, извините, почему же мы вдруг незаконнорождённые?

— Пардон, пардон... — оскалился в усмешке Агарев и боднул уже по-настоящему: — Готовясь к захвату власти, вы клятвенно обещали народу мир, хлеб и работу. Позвольте спросить, что вами выполнено?

— Здравствуйте... Неужели война с Германией всё ещё продолжается?

Агарев растерянно осёкся, но Медведев был начеку, торжествующе вострубив:

— Ваш позорнейший мир с Германией получен ценой поражения, равного предательству самой революции! Прозорливый Карл Маркс предупреждал, что социальная революция невозможна в отдельном уезде. Да премудрому Ленину даже Маркс уже не указ! Чем в итоге всё кончилось? Позорнейшим Брестом, где щедрый Ленин выдал генералу Гофману чистый вексель — пусть заполнит по своему усмотрению! Прежде гениальный Ленин утверждал, что столкновение с капитализмом неизбежно. Теперь он толкует, будто оный даст ему возможность собраться с силами для грядущих сражений. Это уже нечто новое в его теории о борьбе классов... И на основе сего ф-феноменального открытия он создаёт чарующую идиллию: под самым носом изумлённого Гофмана пышным маком расцветает могучий социализм!..