Олег Суворов - Закат империи

— Я не помню точно, что именно писал Гораций, но, кажется, он сравнивал таких женщин с молодыми кобылицами, которым нравится играть, но которые упорно не даются в руки, резко отбивая натиск всех влюблённых, — говорил Корнелий Виринал Максимиану, когда оба, сидя на лошадях, следили за приближением Амалаберги. Они находились сейчас на западной окраине Равенны, откуда с левой стороны начиналась дорога в Рим, а с правой тянулись ещё не осушенные болота. Готская принцесса стремительно мчалась к ним на белоснежной лошади, длинный шлейф её головного убора развевался на ветру. Трое слуг едва за ней поспевали.

Вчера по совету Корнелия Максимиан отправил к Амалаберге раба с предложением поохотиться за городом на диких уток. Он неплохо стрелял из лука и в глубине души надеялся поразить своим умением надменную амазонку. Корнелий Оказался прав. Амалаберга с неожиданной лёгкостью согласилась на это предложение, и вот теперь, слегка запыхавшись и осаживая свою кобылу, подъехала к ним. Оба юноши с молчаливым восторгом наблюдали за очаровательной готской принцессой, одетой в ярко-красную столу, поверх которой был накинут модный розовый плащ, именуемый «палла». Седло Амалаберги, щедро украшенное золотыми бляхами, на которых были искусно изображены фантастические птицы, так замечательно отражало солнечные лучи, что оба римлянина начали щуриться.

— Привет тебе, о прекраснейшая и ослепительнейшая из всех женщин! — радостно сказал Максимиан, любуясь румянцем Амалаберги.

— Привет и тебе, знаменитый поэт! — насмешливо сказала она и кивнула в сторону Корнелия, — Ты взял своего друга для того, чтобы он натягивал твой лук?

— О нет, совсем нет, — засмеялся Виринал. — Максимиан стреляет куда лучше меня, хотя в схватке на мечах мне частенько удавалось брать над ним верх.

— И вы готовы продемонстрировать мне своё умение? — неожиданно спросила девушка, и оба друга удивлённо переглянулись.

— Ты хочешь, чтобы мы сразились перед тобой, как два гладиатора? — первым спросил Максимиан.

— Хочу, — последовал короткий ответ.

— Ну что ж... — и Максимиан пожал плечами, — когда-нибудь мы так и сделаем. Но сейчас мы собирались на охоту и не захватили с собой мечей. Кстати, наши собаки уже давно скулят от нетерпения, — и он кивнул на свору борзых, которые рвались с поводков.

— Тогда прикажи спустить их, и давайте начнём охоту, — решительно заявила Амалаберга.

Максимиан подозвал раба, который передал ему и Клавдию луки и колчаны со стрелами. Борзые, спущенные с цепей, с громким лаем устремились в лесок, росший по краям болота; оба приятеля и девушка поскакали следом за ними. Домчавшись до ближайших кустов, вся свора исчезла из вида, а всадники остановились на опушке, с нетерпением вскидывая головы. Через мгновение в небе показалась первая утка, затем вторая, третья, и вскоре вся стая с испуганным кряканьем покинула своё гнездовье, сопровождаемая истеричным лаем борзых.

Максимиан, закусив губу и прищурив глаза, выпустил пять стрел подряд, сбив на излёте трёх уток, а Корнелий успел сделать только три выстрела, ни разу не поразив цель. Амалаберга, блеснув азартным взглядом, лишь издевательски покачала головой, пока рабы разнимали собак, дравшихся за право первыми принести своему хозяину добычу.

— Ну вот, я же говорил, что стреляю намного хуже, — смущённо пробормотал Виринал, чувствуя лёгкую досаду, несмотря на то, что сам же вызвался помочь Максимиану покорить надменное сердце его готской невесты.

— Интересно, со скольких шагов ты сумел бы попасть в слона? — ехидно поинтересовалась она, и он с досады отвернулся.

— А почему ты сама не взяла лук, драгоценная моя? — улыбаясь, спросил Максимиан, очень довольный собой. — Я слышал, что некоторые готские женщины владеют оружием не хуже мужчин, а зная твою воинственность...

— О, я охочусь лишь на самую опасную дичь, — пренебрежительно ответила Амалаберга. — А стрельба по уткам — это занятие для детей.

И вновь оба юноши быстро переглянулись, Максимиан грустно улыбнулся, а Корнелий слегка пожал плечами. Все трое шагом выехали на небольшой пригорок, с которого открывалась широкая дорога. По ней, вздымая пыль, мчалась богатая колесница в окружении десяти всадников в развевающихся красных плащах. Корнелий, обладавший феноменальным зрением, внимательно пригляделся к седокам, а затем обернулся к Максимиану и воскликнул:

— Да ведь это же первый министр! Но кто та красавица, что сидит рядом с ним? Ты с ней знаком?

— Впервые вижу, — отозвался Максимиан, который уже давно ждал встречи с Боэцием и теперь решил не упускать такого случая. — Извините меня, я сейчас. — Он попытался было поймать взгляд Амалаберги, но она с досадой отвернулась в сторону.

Тогда Максимиан хлестнул коня и быстро помчался вниз. Корнелий Виринал и Амалаберга остались на месте, внимательно следя затем, как он устремился на перехват колесницы. Сначала его остановили два всадника, но после недолгих переговоров из колесницы вышел Боэций, взял под руку спешившегося Максимиана, и они стали прогуливаться вдоль дороги.

— Всё-таки я не понимаю, — пробормотал Корнелий, поглядывая искоса на девушку, — почему ты так равнодушна к моему другу?

— О нет! — проворно возразила она. — Теперь я к нему уже совсем не равнодушна.

Корнелий так удивился, что едва не выронил поводья.

— Тогда почему же ты ведёшь себя так, словно постоянно стремишься разозлить его и унизить?

Амалаберга презрительно взглянула на него.

— Тебе этого не понять, потому что я не римская шлюха, с которыми ты привык иметь дело.

— Но я имел дело не только со шлюхами!

— Ты намекаешь, что увлекаешься ещё и мальчиками?

Даже Корнелий не нашёлся, что ответить на подобную издёвку.

— Значит, ты искренне заинтересован в судьбе этого человека? — задумчиво спросил Боэций после того, как выслушал торопливую просьбу Максимиана по поводу сбежавшего конюха.

— Да, Северин Аниций.

— Тогда, я думаю, нет смысла прибегать к королевскому покровительству.

— А что же мне делать?

— Гораздо проще обратиться к его хозяину и предложить ему столько денег, сколько он сочтёт нужным запросить и за украденного жеребца, и за то, чтобы отказаться от дальнейшего преследования своего конюха.

— Но если вопреки здравому смыслу он всё-таки на это не пойдёт?

— Не думаю, чтобы он отказался, поскольку существуют только две вещи, которые сильнее всякого здравого смысла, — это страх или, как в данном случае, выгода... Так это и есть твоя невеста Амалаберга, там, на холме? — и Боэций указал в направлении двух всадников.

— Да.

— А почему ты грустен?

Максимиан вздохнул.

— Она ведёт себя со мной просто враждебно, и я уже не знаю, что сделать, чтобы добиться от неё хотя бы одного благосклонного взгляда.