Олег Суворов - Закат империи

— А ведь я ждал твоего прихода, — заметил Кассиодор, после того как они обменялись приветствиями и опустились в кресла друг напротив друга.

— Значит, ты уже догадываешься, зачем я пришёл?

— Не просто догадываюсь, а знаю наверняка.

Симмах вздохнул. Как тяжело иметь дело с таким человеком! Он умён, проницателен, образован — и при этом зол, коварен и бесчестен! Ну что ему теперь скажешь, если он не только всё знает, но уже, наверное, принял решение?

— Зачем тебе его смерть?

Кассиодор невозмутимо улыбнулся и медленно покачал головой.

— Мне его смерть не нужна...

Симмах встрепенулся и уже открыл было рот, когда магистр оффиций остановил его небрежным жестом руки.

— Не утруждай себя бесполезными просьбами. Казнь твоего зятя нужна самому королю.

И тут, хотя он готов был услышать самое худшее, Симмах побледнел и схватился за сердце.

— Ты хочешь знать, зачем?

Принцепс сената кивнул, и тогда Кассиодор всё так же медленно, словно он не только не тяготился, но даже наслаждался этой сценой, заговорил:

— Судьба политика всегда зависит от политической ситуации, даже тогда, когда он лишён своего поста. Разумеется, это истинно для настоящих политиков, то есть для тех, у кого имеется имя, которое может послужить знаменем для их сторонников. К счастью или к несчастью, но Северин Аниций относится к числу именно таких политиков, поэтому его судьба связана с грозящим возвышением Византии. Император Юстин так стар, что может умереть в любую минуту. Но у него готов весьма достойный преемник в виде энергичного и честолюбивого племянника Юстиниана. А тот никогда и не скрывал, что мечтает сделать Средиземное море внутренним морем своей будущей империи, как это было ещё в те времена, по которым ты так тоскуешь.

Армия византийцев сильна как никогда, и, к нашему несчастью, её возглавляют два талантливых полководца — Велизарий и Нарсес. Теперь ты понимаешь, что перед лицом столь серьёзной угрозы наш славный король поневоле начинает ощущать свою слабость...

После этих слов Кассиодора Симмах не удержался от удивлённого взгляда. В устах столь осторожного человека, как магистр оффиций, подобная откровенность, да ещё перед своим политическим противником, могла означать слишком многое!

— Ну а когда король ощущает свою слабость, — продолжал Кассиодор, делая вид, что не замечает состояния собеседника, — тогда он начинает искать тех, на кого можно свалить вину за нынешнее положение дел. Согласись сам, что всё это обычная политическая практика, а уж более удобной фигуры для этого, чем Северин Аниций, трудно и придумать!

— А сам ты не боишься подобной же участи? — хрипло спросил Симмах и тут же пожалел о своём вопросе, потому что по выражению лица Кассиодора мгновенно понял, что попал в цель. Однако ответ магистра оффиций заставил его пожалеть ещё больше.

— Боюсь, — жёстко сказал Кассиодор, — и именно поэтому постараюсь уйти со своего поста, не дожидаясь, пока у короля созреет решение сделать меня козлом отпущения. Но в данном случае мы говорим не обо мне. Итак, королю нужна жертва... а ещё лучше и не одна! Альбин стал первой, хотя он был и не слишком значительной фигурой, Боэций станет второй...

— А третьей стану я? — гордо выпрямившись, спросил Симмах.

— О нет, почтенный Симмах, — тонко улыбнулся Кассиодор. — Третьей станет папа Иоанн, чья миссия в Константинополе оказалась на редкость неудачной. Скоро его посольство возвратится в Рим, а кого удобнее всего обвинить в сотрудничестве с врагами, как не того, кто только что вернулся из вражеского лагеря?

— Зачем ты мне всё это говоришь? — глухо спросил Симмах, вдруг понимая, что теперь, выслушав все эти откровенные речи, он уже не сможет вернуться домой! Его могут отравить, как и Корнелия.

— А затем, чтобы ты понял одну весьма простую вещь, — самым спокойным тоном ответил магистр оффиций. — У меня нет личной ненависти к Северину Аницию, более того, я искренне уважаю его ум и научные занятия, но...

— Но что?

— А, кстати, мне сейчас пришла в голову одна интересная философская мысль, — неожиданно сменил тему Кассиодор. — Тебе никогда не казалось, что над жизнью всех выдающихся людей властвует Судьба? Поэтому они заканчивают свой путь лишь тогда, когда уже совершили всё то, что им было предназначено совершить, — не раньше и не позже, хотя нам это может представляться совсем иначе. Вспомни о великих примерах. Несмотря на свою молодость, Александр Македонский умер, покорив уже всё, что только мог покорить, его дальнейшие походы привели бы лишь к таким же неудачам, которой завершился его поход в Индию [53].

А возьми жизнь Юлия Цезаря. Чем бы ещё он смог прославить своё имя, не оборви его жизнь кинжалы заговорщиков? И ведь сколько знамений предсказывали ему подобную участь, но Цезарь не был бы Цезарем, если бы поступал согласно знамениям, а не по своей собственной воле! Впрочем, я вижу, что в данный момент тебя не слишком интересуют подобные проблемы...

— Меня интересует жизнь моего зятя...

— Но твой зять великий человек, и потому его судьба находится не в моей власти, как ты мог об этом подумать, а лишь во власти Божественного провидения. Если он ещё не совершил того, ради чего и появился на свет, то ему уготованы многие лета, если же совершил, то даже сам Теодорих не сможет помешать.

Такой утончённый интеллектуальный цинизм откровенно сбивал с толку принцепса сената, и он уже не знал, что говорить и о чём просить этого глубокомысленного мерзавца, у которого на всё был готов ответ — ответ логичный, обоснованный и... лишённый всего человеческого! Симмаху пришла в голову только одна, достаточно тривиальная мысль, всякий незаурядный мерзавец любит рядиться в тогу благородства...

— Я пришёл к тебе в расчёте на то, что в глубине души ты продолжаешь оставаться римлянином и это не позволит тебе равнодушно взирать на то, как эти варвары будут глумиться над таким же, как и ты, представителем древнего римского рода...

— О да, и поэтому я могу обещать тебе только одно — пытать его не будут!

Симмах вздрогнул как от удара и с негодованием проворно поднялся с места.

— Нет, ты не тот человек, с которым можно разговаривать как с равным! Ты раб, лакей, ничтожество! Мне следовало сразу отправиться к твоему хозяину, который, хоть и гот, всё же не столь подл, как ты! И я немедленно сделаю это, как только выйду из твоего дома!

Хотя Кассиодор и сохранял хладнокровие, он был явно задет, поэтому, зло блеснув глазами, тоже поднялся на ноги.

— Поздно же ты об этом подумал... «старый дурак, суеверия глупого полный!.. [54]» Кроме того, король слушает всех, даже тех, кого приводят к нему под конвоем, но вот прислушивается он только к тем, за кем посылает сам!