Александр Кутыков - Берега светлых людей

— Сразила. И к Верженю я мотался, и гостил у него — ради неё.

— Красивая такая?

— Спина у неё вот так прогнутая, — увлечённо показал Карл. — Плечи — два уголка, затылок — прекрасным клинышком... По всему видать, что гордячка она неисправимая... Волосы — тяжёлый конский хвост на точёной её спинке...

— А глаза, губы, сама? — не без интереса спрашивал Сарос.

— Губы и глаза — ничто. Они, как и остальное, — очень хороши... Но по сравнению со щеками — истинно ничто!

— Ну, ты, брат, что же говоришь? В глазах женщины столько же сущности, как и под подолом! Какие могут быть щёки?

— Щёки взаправду необычные. Чудесные и нежные, и завораживающие бороздки на них — две глубокие ямки от косточки до подбородка. Можешь не верить, но ямки эти затмевают все остальные черты. Голову повернёт — ямки строгие; смеётся — ямки впадают очень глубоко и красиво; кушает — а я так и смотрю, и жду, когда она языком под щеками поведёт, да облизнётся, щёчки растянув, бороздки те кривя.

— Тебе бы её увести надо было, а не толпы рабов — раз такая любовь!

— Дело не во мне... И не любовь у меня к ней, а душой прирос, как сук к дереву... Она пела Верженю завсегда. И ночью пела, а я, зубы сжав, слушал... Хворь её одолела, и она... Привёл беглецов, а мне говорят — уже умерла.

— Куда ему столько людей, лесному владыке?

Карл не сразу понял отстранённый вопрос конунга.

— Они его лес от Рима обороняли. И не заставлял их Вержень — они сами за своё оскорбление мстили римлянам с большим рвением.

— Да-а, — протянул Сарос. — Что, уводим войско?

— Золото нам собирают... Лошадей должны привести... Всё возьмём и можем уходить.

Сарос, направляясь на гору за городом, наказал находящимся в посаде отрядам подождать, пока соберут и вынесут золото, и после, непременно без пожаров и всякого озорства, уходить.

Вождь пешком припёрся в стан разбредшегося и никого не замечавшего воинства. В странной суматохе конунга заметили не сразу — суетившийся народ был чем-то занят, откуда-то шёл, куда-то спешил... Подъехал Стемид и привёл Саросу коня.

— Заколдованное место! Мысли путаются... Должно — от тепла здешнего не по сроку обычному, — высказал вслух свои ощущения конунг, взгромождаясь на тонконогого жеребца. — Это ж конь Карла?!

— Покрасуйся пока — он-то ещё успеет наездиться, — успокоил друга Стемид. — А вот сердце твоё содрогнётся, когда увидишь, сколько у нас раненых... Всё от этих стрел, кои не минули и половины наших людей, — кричал на скаку Стемид, когда два всадника неслись к лощине на западном склоне.

Подъезжая к месту, где сидели, лежали, ахали бойцы, Сарос обратил внимание на каких-то немолодых женщин, участвовавших в целительстве.

— Это кто?

— Просились помочь. С тех гор пришли, — показал Стемид куда-то вдаль. — Золу принесли, тряпицы всякие...

Вождь обошёл пешком развёрнутый на склоне лазарет, склонялся почти к каждому, получившему в бою удар или укол, самолично рассматривал раны, внимательно наблюдал за умелыми движениями перевязывавших, обрабатывавших повреждения женщин. Конунгом овладело мрачное состояние: с такой обузой через степь возвращаться трудно, а идти побережьем — велика опасность быть атакованными войсками приморских городов.

Вместе со Стемидом поднялись по склону на плоскую вершину, чтобы быть на виду у всего войска.

— Что там за сборище? — обратил внимание Сарос на скопление народа в самом центре войсковых порядков. Немедленно поскакали туда.

Главными действующими лицами беспутного действа были полдюжины разнузданных женщин, кои совершенно без одежды доблестно удовлетворяли мужскую похоть бойцов. Приятного вида красотки распластались на спинах и, не глядя на пользователя, слащаво улыбались толпе, сладострастно шлёпали язычками, хватали и притягивали мужчин за лосины и порчины. К такому празднеству стягивались всё новые и новые толпы, молодцы становились в очередь, толкались.

— Баб не уморите! — пошутил Стемид. Сарос был недоволен, но отваживать своих людей от такого развлечения не решился. — Посмотри, Сарос, на ту, — потянул за рукав вождя Стемид.

Одна распутница была невероятно темна кожей, и кудри её чёрной волной растеклись по земле.

— Дайте-ка её командиру! Сарос, пробуй вороньей плоти! — расталкивал распоясавшуюся очередь Стемид. — Как она? — спросил он храпящего над смуглянкой серивана. — Слазь быстро!

— Один умелец, похоже, мастерил им всем кишень, и был тот мужичек бочаром — не иначе! И та такая же! — указал сериван на раскинувшуюся рядом русачку. После ушлый боец звонко хлопнул по вздрагивающему животику чернавки и без всякой обиды поднялся.

— Ты что ж, всех пробуешь? — рассмеялся Сарос, отходя прочь. — Скоро сбор и в дорогу! — крикнул он всем напоследок.

В тоскливых глазах его стыл образ Ргеи...

Когда Сарос, выслушав исповедь разведчика о любовных и иных смутных делах, отправился из посада на горку, Карл пошёл к площади. Там должна была состояться выплата золота...

На западной окраине возгорелся огромный кострище — это руссы, свершая ритуал предков, переложили корягами, брёвнами, ветками тела павших защитников и, хором напевая тризну, подпалили получившийся курган. Ветер понёс белые клубы с запахом запекавшихся и очищавшихся людских тел на город.

Карл, шмыгнув носом, сразу разгадал причину этого дыма. Выходя на площадь, повернул на голове грубой вязки подшлемник так, чтобы стёганая, защищающая загривок шлейка на нём закрыла от неприятного духа рот и нос.

Быстро обнаружив маячащего посреди площади Роальда, Карл повернул увлечённого гвардейца к себе и на ухо удивлённо спросил:

— Ты где такого быка сыскал? А где мой конь?

— А твоего я не нашёл, — радостно пропыхтел в ответ Роальд. — Этот, гляди, твоего-то вдвое больше, ха! Они что, знают, о каком мы коне договаривались?

— Им этого никак не озолотить. Тут ладья золота нужна!

— А нам что? Их забота! — ухмыльнулся Роальд, и его шрамы на бровях, лбу, щеках вспучились, покрытые липкой испариной.

— Ожидание чревато! — осудил жар неуёмного стяжательства Карл. — Пока раны не нарвали и не распухли, хорошо бы уйти подальше да отыскать в степи какой-то укром... Заканчивай. Спеши!

— Тебя Сарос, что ли, послал?

— Сарос смотрит раненых... Надо спешить, брат!

Гвардеец Карла слушать не желал. Он нехотя подошёл к большим мерным весам, посмотрел под коня, задрал голову и обозрел снизу сундучище, к которому по стремянке поднимались юные воины города и из шлемов, похожих на ковши, ссыпали украшения, гнутые, старые монеты, ещё сиявшие глянцем монеты с изображением царя Аспурга, слитки, отломанные от чего-то золочёные фрагменты...

Роальд, совсем недавно шумно выражавший недовольство то тяжестью толстостенного короба, то побрякушками не жёлтого оттенка, то вытащенной и брошенной на мощёную площадь увесистой стальной цепью с малюсеньким драгоценным зубчиком-медальоном, теперь молчал. Ничто больше не могло пробудить в его глотке ни единого звука. Надо было завалить закрома — а тут этот Карл!..