Александр Кутыков - Берега светлых людей

Смеётся барсук: «Не знаете, как лучше жизнь устроить! Оттого только и рубаки — что ж остаётся вам?!»

Но не чувствует волк, что прав лесной соседушка, уныло скулит серый тать, со страданием пеняет, мол, больно видеть мне деревья склонённые, что чуть-чуть не падают. И птицы над тобой не поют, да и нет возле тебя птиц вовсе, лес бодрящих. Вон, меж суков паутина натянута, а в ней пауки над гусеницами копошатся. Умирает лес твой, кореньев своих от твоей алкоты неуёмной лишённый...

Доводы волка не трогают барсука, который пыхтит и точит зубами мягкую плоть липового корневища, будто нарочно показывая простаку-волку, что его барсучья еда завсегда с ним. «Уйду, — заявляет барсук, — вскоре отсюда ближе к северу — там влажней, лес гуще, и других нор нарою взамен этих... Лес велик! Он и кормит, и укрывает, и как жить, попусту не тратя время на беготню, научает».

Оскалил зубы волк на вредоносную, похотливую тварь, сверкнул одним глазом и, покидая изрытое, погубленное место, сказал: «Лучше буду глупым и тощим перебиваться мышкой со дня на второй, делясь ужом и зайцем с собратом, чем, как ты, умный и тучный, губить без зазрения совести вокруг себя целый мир. Умён ты, барсук, только хитрый уют твой на чужих лишениях выстроен...»

Складный рассказ Карла заставил крепко призадуматься южан. Один из них спросил гота:

— К чему ты клонишь? К тому, что схожи мы с тем жирным зверем? Но ведь не гложем деревья, ха-ха!

— Вы людей, отличных от вас, как настаёт установленный срок, везёте за море. Оттого жалкая их земля на закате уж не звучит женским смехом, малые дети не играют, как прежде, а отцы увезённых со слезами о помощи молят!

— Мы никого не ловим и не пленим! Мы просто платим за человека больше, чем за барана, и сами халаны, забыв о баранах, к нам гонят разный люд!

— Не знал юнец, пока рос, как кровь пустить из живота собрата-человека, да быстро обучился, и погубил он не одну жизнь, а по прошествии времени сына своего научил, как в беде и грехе жить!.. Сам Радегаст взял копьё со щитом и не искал неправедных лишь среди чужаков! — Холодный Карл был, как и прежде, одинок.

— И ты, как и все, в общем строю сражаешься? — спросил староста-грек.

— Всякий готтон, пока силён — воин! — гордо отвечал рослый витязь.

Уже не варвары сидели перед роскошно одетыми горожанами, а просто люди — только с другой стороны мира.

— Наше предложение вам: всё, что случилось, исправить мы не в силах, но как потечёт далее — нам решать! — сказал после долгого молчания центурион. — Римский меч не опозорил себя нигде! И мы готовы устроить вам славную драку!

Все смолкли, пытаясь угадать, к чему же привели переговоры, чья сторона сильней и в ком дух твёрже; каждый, приняв роль вершителя судеб, старался придать значимость своей стороне.

Карл на готском языке, не боясь, что сказанное будет понято противником, принялся вкратце объяснять товарищам суть оговорённого. Готы, как один, недоверчиво косясь на горожан, советовали и настаивали на нужном войску исходе, оглядывались назад, искали глазами недоступного сейчас Сароса.

— Идите к себе восвояси, а со сборами и с едой мы вам поможем. У нас своя жизнь, и вы живите жизнью своей, — встал над всеми уважаемый грек.

— Вы желаете нашего ухода — нам это понятно. Но сказки предков зовут нас к тёплым морям, где наши прародители родились, откуда Один с Тиром звали их к себе и куда они посылают потомков — нас, дабы поклонились святым костям и возродили славу, угасшую в поколениях... — Карл застыл, нахохлился, неподвижным взором исподлобья глядя на римлянина. — Море — великий мир. Всем хватит места в нём. Но кто заплатит сейчас за переход наших мёртвых в край вечного наслаждения и отдохновения?

— Что ж вам ещё? Ведь вы не победили нас? — вспыхнул римский муж.

— Мы готовы войти в царство тьмы прямо здесь, на пепелище вашего града! — Карл, распрямляя плечи, встал и обратил к центуриону отрешённое лицо.

Неприятный человек в римском военном облачении в сердцах воскликнул, открывая варварам своё главенствующее положение в Херсонесе:

— Мы вместе с нашими вратами откроем и врата тьмы для вас!

Грек-староста попросил успокоиться обоих римлян, взяв их за локти.

— Город сильно пострадал, и это вам бы надлежало заплатить за ущерб, — сказал он, когда дождался полной тишины. — За принесённую в чужой дом беду вы когда-нибудь предстанете перед внеземными судьями. Кара за зло настигнет вас и весь ваш род. Не желая больше жертв ни себе, ни вам, не дразня высшее возмездие, я ещё раз предлагаю вам уйти. Коли у вас нет лошадей, вы получите в обратный путь табун, наши женщины здесь, на площади, окажут посильную помощь вашим раненым.

— Никому не разрешено видеть нашу слабость, наши потери, — возразил Карл, не желая открывать противнику количество раненых соратников. — Но мы согласны взять лошадей и уйти. И поскольку в вашем мире никак нельзя без золота, то мы готовы взять также откуп золотыми ауреусами или другими ценностями по весу моего коня.

Готы встали и отошли в сторону. Казалось, они готовы уйти тотчас.

— Ваше условие мы выполним, — пообещал, подходя к Карлу, грек и протянул свою руку. Карл её пожал, сказал, что начинает выход из посада, ожидая лошадей и золото.

Карл нашёл Сароса, беззвучно лежавшего в тёмной хате.

— Город сдался, — тихо доложил бледный красавец и сел рядом. — Они бы дали откуп и раньше, возможно, тогда можно было бы спросить больше.

Сарос молчал. Слова разведчика доставили ему радость, и он с благодарностью посмотрел на друга. «Как бы всё шло без этого истинно драгоценного человека?» — подумалось конунгу, а вслух он спросил:

— Почему ты так ухаживаешь за своим лицом — бреешься и коротко обрезаешь волосы?

— А вдруг придётся встретиться нежданно с теми, кто ушёл раньше меня в тот Мир? Как появиться перед ними неопрятным? — без раздумий признался Карл. — Да и не только я так делаю... Ты что, видишь одного меня? Знаешь ведь, что в Паннонии я прожил почти два года — вот и осталась привычка бороду отрезать, — объяснял Карл располагавшим к беседе тоном.

— Хотел тебя спросить: куда ты уводил тех невольников, что отбивал на рудниках?

— Верженю продавал.

— И они у него тоже оставались в неволе, лишь меняли кирки на мечи? — Сарос приподнялся и заглянул Карлу в лицо; тот едва улыбнулся. — А что тебе Вержень давал? Золото?.. Значит, у тебя где-то должно быть золото?

— Я с него мало брал. Очень мало... — Карл чувствовал себя неловко, и это обстоятельство сильно веселило Сароса.

— За что же ты жизнью рисковал? Хочешь с богами на кумирне встать? — рассмеялся вожак.

— Там была женщина... У Верженя...

— A-а. Ну, рассказывай дальше — это занятно! Сразила тебя неприступного?