Александр Кутыков - Берега светлых людей

Пошли искатели далее.

Отец Теута Финн сказал, что за его вотчиной скоро кончается земля, для жития пригодная и кому-то надобная, кроме дочек-амазонок. Туда солнце валится на отдых после дневных забот. Опасно искать пристанище возле уставшего солнышка...

Финн послал внука со спутниками навстречу тёплому ветру, где падающее солнце красит небосклон пёстрым заревом, где живёт младший брат Финна. По словам старика, братец тот — перечник великий, неучтивый и не любимый никем.

Словен с Аланом слушали хозяина Края Света и смекали своё: идти далее им не хотелось — благоразумно опасались невидали, мыслили малый срок обождать-осмотреться в таёжных дебрях, а там и вернуться назад к морю тёплому, осиротевшему без Руса. И смелый Рус один побрёл на запад, о потере снулых сподвижников не очень и печалясь.

Словен с Аланом, погостив у хозяина страны полночи, набродившись по лесам чёрным и горам промерзшим, пришли вновь к морю Руса, где Арий уже собрал чуть не всё своё многоколенное семейство. Да не приемлет семейство-то одичавших Словена и Алана, якшавшихся с лесным, старым дикарём. Несмотря на заступничество престарелого Ария, гонит семейка на удивление дружно от себя вернувшихся родственничков, словно блудников. И опять разошлись Словен с Аланом по своим прежним местам и сели, обиженные судьбою и неправдами: Словен — к западу от моря, в лесу, а Алан — к востоку, в степи. И оба затаили желание когда-нибудь отомстить родне своей коварной, происками непотребными на беду изощрившейся. Увидев в походе простоту жизни дикой, ощутили Словен с Аланом отношение иное к корню своему родному, отстранившемуся. Ждут-мыслят, как перемочь рок неправедный, богами изменчивыми лукаво устроенный.

Рус же, дойдя до окраинных мест, Финном указанных, остановился, поостыл от пыла, к путешествиям подвигающего, и обжился. Появилась у него и семья, многие черты основателя унаследовавшая.

И вот прознал однажды Рус о деяниях непотребных, в отчих и родных его краях случившихся. Задумался, кого бы послать из сыновей своих единокровных для наряда дел, стариной заведённых, но новизной переменчивой безо всякого толка порушенных. Выбрал самого смышлёного да дерзкого на поступок. Звался сын тот, в северном браке зачатый, не видавший морей тёплых, ледяным и стылым именем Гот. Снарядили Гота всем северным миром и отправили в дорогу, наказав древнюю правду восстановить, себя жалеть и друзей не забывать.

Идёт Гот лесом — вспоминает завет отчий, что леса да моря наши... Плывёт по рекам — памятует урок могучего Руса-отца, что реки, в море льющиеся, наши... Выходит в поля открытые и лелеет память рода своего — вся земля до моря синего принадлежит силе русской...

Через недолгий срок повстречал Гот Словена, позвал его к морю. Но ответил давний попутчик отца Гота, что и так ходит к морю, когда вздумается, вернее, когда братья позовут или когда отец его Арий проверить пожелает, не забыл ли он ученье родительское. «Страшно мне там. Я — человек тихий: весь в мать, при родах моих усопшую», — ответствовал исполин Словен, никак не желая откликнуться на предложение северянина. И далее пожаловался: «Как ни приду к родне у взморья — все ругаются, что хозяйствовать им не помогаю да на врагов общих не хожу... Сносно было до той поры, пока братья мои не сказали, что нет мне боле возврата к морю синему, потому что с годами я норов матери своей обрёл, никому не угодный...»

Гот посмотрел в зелёные, как лес, глаза Словена и прервал его жалобы: «Я вижу, у тебя у самого не много рвения к морю выйти».

Словен оправдываться пытался: «Речей Алана опасаюсь шибко праведных — соблазна боюсь против рода отчего восстать!»

Гот ему: «Сомнения твои понятны... Отец мой Рус сказывал, что он тоже не чужой арийскому племени. Когда-то за дух вольный и смелый и его невзлюбили другие ростки от семени общего. Вот и наказал его Арий — проказник и гнусный обманщик... Пойдём же, проводишь меня в край тёплый, — уговаривал Гот, — а не по нраву станется, то места тебе, кроткому, открою заповедные — на севере от стороны деда моего Теута до краёв амазонок бесстрашных. Коль не мил тебе будет и под моим крылом берег тёплый, укром и покой найдёшь под сенью великолепных защитниц»...

Старческий глас внезапно смолк. Присмиревший пришелец сначала ожидал продолжения повести, потом долго слушал наступившую тишину, вспоминая рассказ о непонятных, давно бывших (и бывших ли?) людях-духах. «Кто они?» — силился постичь природу призрачных образов гость прошлого.

Старик обратил невидящие глаза на слушателя и сердито повёл бровью, по неуверенному дыханию гостя почувствовав, что сказ его слишком сложен для человека издалека. Светлые глаза гусляра отразили безутешное страдание. Старец был подавлен тем, что песнь не понята, не услышана.

Поняв его озабоченность, мужчина подошёл чуть ближе к застывшей в напряжении фигуре рассказчика и уверенно заявил, подняв голову к небесам: «Отпустила бы меня эта древняя пора, то с друзьями своими и товарищами я бы сказку твою необыкновенную непременно разгадал!»

Старик растянул неестественно бледные уста и зловеще хмыкнул. С улыбкой не менее необычною, чем сказ про неведомых героев, гусляр поднялся и, сблизясь с линией свинцового прибоя, пошёл прочь, урывками не то смеха, не то рыдания неприветливо прощаясь с недоумевавшим слушателем.

Смятенный мужчина вздрогнул, вспомнив о рюкзачке с фляжкой. Но всё лежало на месте. Глядя, как волны бьются о валуны и мутными брызгами кропят седую голову удаляющегося старика, он открыл фляжку и, мечтая о возвращении домой, стал поливать водицу себе на лоб, на глаза, не имеющие сил оторваться от картины чужого мира, лишённого живой и привычной яркости.

Однако вода не исполнила его желания: что-то претило возвращению путника в своё время. Качалась почва под ногами, грудь сдавливало удушье, чудесная ещё недавно влага неприятно щипала правый глаз.

Потрясённый неудачей, мужичина побежал от моря мимо чёрных хат к влажному и холодному истоку песчаного ручейка. Повторил те же действия с водицей из фляги, сильно сощурив глаза. Губы и веки сжал с такой силой, что пересохшая гортань выдала звериный рык.

Вот он опасливо приоткрыл слезящиеся глаза, готовый от разом надоевшего плена скрыться, рухнуть лицом в тёплую, неласковую землю. Но чудо свершилось!

Впереди, под крутым бережком, махнула хвостиком река-время. Сбоку — дедовские дома в окнах своих показывали самозаключённых, любопытствующих обитателей... Мужчина опять побежал, задыхаясь от страха и надеясь скорее достичь медленного потока с маячившей над ним перспективою настоящего. Он прикладывал все силы, спешил отчаянно, но быстрее сближаться с зовущей пучиной всё равно не получалось. Спустя некоторое время наконец смог коснуться вертлявых концевых волн. Пробовал пробираться сквозь пучину — она не пустила его.