Александр Кутыков - Берега светлых людей

Утром, когда рассеялся туман и просохла роса, Лехрафс и Сарос со своими свитами съехались в чистом поле. Лехрафс, выспрашивая о настроениях в стане союзника, поведал о ночных гостях — лазутчиках под личиной вроде бы заблудившихся в степи. Шли-де греческие соглядатаи каждый в одиночку, каждый по своим делишкам... После утреннего суда проходимцев подняли на копья и волоком отправили поближе к приморскому гарнизону.

Пока Лехрафс рассказывал, его свита цепко наблюдала за Саросом. Лошади халан одна за другой вздымались на дыбы и ржали, выказывая горячий боевой дух.

Сарос спокойно дослушал и спросил, глядя на греческое море позади Лехрафса: «Может, то и не лазутчики были, а простые прохожие?»

Халаны, переглянувшись, засмеялись. Лехрафс же ответил, что если кому жизнь дорога, пусть дома сидит!.. «Вся округа уже знает о наших с тобой приготовлениях!» — сообщил Лехрафс, отозвав Сароса в сторону.

Халан перво-наперво высказал готскому вождю подозрение, что готы недовольны, когда конунг отстраняется от них... Сарос успокоил его, что с этими людьми и горел, и тонул... Лехрафс только посмеялся — мол, мои же люди и следят за тем, чтобы я не горел и не тонул... Сарос улыбнулся одними устами, а потом поинтересовался, где же мог тонуть царь халан?.. Тот отвечал, что его страна — не только эта степь, но и лес, и реки, и горы...

«Будем мудры, встанем при море! — посуровел Сарос, переходя к делу. — Баранов твоих доели... Когда же сподобимся вкусить своей добычи?»

Лехрафс похвалил готское мореходное умение, с которым, впрочем, лично знаком не был, и тонко намекнул, что, дескать, им, готам, и верховодить взятием портов неприступных...

Сарос при осмотре места предстоящих боёв ничего чрезвычайно неприступного в наземных укреплениях не обнаружил. Сейчас он пытался понять глубину личности Лехрафса и смысл его слов. Сарос подметил в союзнике внутреннюю перемену — тот стал как-то раскованней, говорливей, энергичней, наблюдательней...

Гот спросил у халана: «А достанет ли силы нашей, чтобы плотно охватить гавань с суши? Ведь входить в поселения придётся всё-таки не с моря, а с земли!»

Лехрафс ответствовал, что с каждым днём его армия увеличивается, так что людишек достанет...

Сарос пообещал, что сегодня же сократит время отдыха моряков, пополнит число кораблей на рейде и без промедления начнёт ученья. Это означало безотлагательную подготовку к штурму...

С тем и разъехались.

Дальнейшие события происходили без согласования планов обоих военачальников. По прошествии недели со дня первой встречи в шатре, пока готы собирали прибитые к берегу стрелы, выпущенные в грузных черноморских чаек, огромная часть халанского воинства попросту ушла из объединённого стана. Как легко собрались ветреные халаны, так же просто и съехали в неизвестном направлении... Среди оставшихся степняков ходили слухи, что один царёк увёл отряды к антской реке Рос, другой — к воротам Джора: лазутчики, видимо, сделали своё дело — перекупили халан прямо под носом у их царя Лехрафса, чтобы те провели за хорошую как никогда плату купеческие поезда на восток и юг... Оставшаяся степная орда стала день ото дня таять — но уже без всяких позывов извне.

Через три дня после условленного срока штурма Сарос с большим сопровождением влетел в лагерь Лехрафса и, спешившись, самым обычным ором вызвал царя халан к себе. Укорив за разброд в армии, за то, что халаны шепчутся всяк сам по себе, подозвал красноречивым жестом сразу всех, что были вокруг, степняков, повернулся негодующе спиной к Лехрафсу и хрипло, с надрывом, сильно злясь, выдал план предстоящих действий. Он настаивал отнестись и к своему царю, и к пришлым союзникам как к друзьям: ведь бог — громовержец и судья — никогда не карает крепких духом и ниспосылает неудачу лишь увиливающим от боя хитрецам!..

Не очень-то поняли халаны иноземца — больше смотрели на Лехрафса. И тот во всеуслышание объявил готам, что халаны — люди вольные, чем немало уважил всех своих вояк...

Сарос подступил решительно и горячечно к царю, приблизил к нему своё лицо и тихо произнёс: «Твой отец просил моего дядю прийти на помощь! Дядя умер — пришёл я! Встречай, брат! — Надсаженным голосом прорычал далее, повернув к толпе безумные и потерявшие цвет глаза. — Гони всех, кто подл и лукав! А завтра, коль останется при тебе даже один человек, склонюсь перед тобой прилюдно и пойдём в бой!»

Сарос был искренен, но сильное возбуждение его халаны восприняли как упрёк и надменный вызов. Стоявшие рядом степняки выкрикивали гордые фразы, спрашивали у царя, почему сносит он такой тон по отношению к себе?

Сарос отъехал, выбравшись из окружения окаменевших, понурых гвардейцев и отворотив к далёкому горизонту полное непонимания и ярости побелевшее лицо. Готы переглядывались меж собой, но с мест не сходили — следили за халанами.

Не в обыкновении Лехрафса было в трудную минуту слушать совета. Ведь разрозненная система всяких-разных халанских племён подчинялась его воле, его поведением усмирялась или, наоборот, возбуждалась... Лехрафс не обернулся к своим, не отъехал на плешь, где недавно дислоцировалось его могучее войско: храня царственность осанки, мимо готов поехал он к побережью. Встав на береговой уступ, осматривал чужие корабли.

Чуток времени спустя позади него сгруппировались верные ему халаны. Подняв руку — это был всем знак внимания — сделал выжидательную паузу. «Посмотри, Гуды, — обратился он только к одному человеку — тому самому переговорщику невысокого роста, — носы их лодок изваяны в виде голов и грудей прелестных женщин, а вон те — в виде драконов... И на наших стягах тоже алые тамги с драконами! Ведь не глупцы же наши отцы, что испрашивали содействия этих северных людей?!»

Лехрафс вопросил громко, для всех, и халаны за спиной независимого и бесстрашного человека решили: царь примкнёт к северянам, даже оставшись один... Потому-то все предки Лехрафса и слыли мудрецами, что умом своим держали в узде Великое Поле и нити прохладных рек, текущих, как одна, с севера... Да, царствовать может не каждый смертный... Похоже, есть сейчас у царя-отца уверенность в грандиозной затее.

«Сбросим греков в море?!» — выкрикнул резко Лехрафс.

Ему недружным ором отвечали — давно пора!.. И никто из отвечавших больше не вспоминал вчерашние и позавчерашние шатания свои...

Весь день до самой ночи готы снова и снова прыгали с борта на борт своих ладей, крепко вязали верёвки к большим кошкам, гнули в дугу длинные жерди багров, тренировались в бросании на ростры посудин лестниц, пока каждый бросок не стал точным — самая крайняя прореха лесенки должна была там надеться на мысок, а с этой стороны за тетивы должны успеть ухватиться два силача и, упираясь ногами в свой борт, крепко натянуть абордажное приспособление. В роли неприятеля дали возможность выступить некоторым любопытным халанам, но сноровка их была столь никчёмна, что, после насмешливых возгласов, к отражению атаки приступили сами готы. Они ловко скидывали в воду зацепы, рубили жерди, выбегали по грядкам встречь, готовые в жару рубануть наступавшего товарища.