Александр Кутыков - Берега светлых людей

Нет, не этого своим гнусным уведомлением она стремилась добиться! Она хотела излить на него всю свою грязь, предупредить его о себе, плохой, вывести из равновесия, лишить властного и какого-то неживого спокойствия!.. А гот отреагировал очень странно.

— Тебе больно от того? — спросил он.

— Ты не понимаешь... — стушевалась Ргея. — Я лежала с ним, он ласкал меня — всю! У меня родится сын или дочка от Вертфаста! А ты меня уводишь!

Глаза её были жестоки; улыбка — в ответ на его тупость — дрянна; зато подрагивавший голос выдавал её страдания, терзания.

— Если ты родишь от Кромвита, я всё равно буду желать, чтобы ты была со мной.

Ргея решила, что Кромвит — самый страшный зверь на родине Сароса... Ошарашенной услышанным, ей и Кромвит казался теперь муравьём, букашкой. И таким же маленьким на белом свете содеялся Вертфаст! Все людишки — и плохие, и хорошие — куда-то подевались, чудеса произошли со всеми ими: они как бы изничтожились! Богом, отцом, судьбой стал для неё стоящий напротив человек. Холодные глаза под напрягшимися бровями струились добродетелью жизни её: малозначимо — какой! Сарос — воин, бык, душа, любовь, её прихоть, пёс, друг, хозяин случая... А она обидела его! Нет, лишь хотела обидеть... Догадался ли он?

— Прости... — Ргея уткнулась ему в ноги, сопя, передвинулась выше, попыталась объять его талию — но где там! Она была мала для него: руки за талией напрасно шарили — их она прижала к своему лицу и заплакала.

— Мне хорошо, когда ты плачешь вот так, на мне. Я всю тебя чувствую.

— А я тебя совсем не чувствую, Сарос! Ты какой? Хороший ли?

— Ты сама как думаешь? — усаживался он на землю. Она не отпустила его, присела и вновь приложила ручки к свитеру.

— Я думаю, что очень ты хороший!

— А если бы Вертфаст был помоложе и без жены?

— Вертфаст плохой!

— А если бы он был помоложе, без жены, а дом был и его, и твой — он был бы хорош?

Не прост Сарос!.. Видимо, спрашивает и о том, что было, — о том самом сватовстве Иегуды в доме Вертфаста; и о том, что есть, и о том, что будет, и о том, что нужно ей вообще... Он не мог не подметить, как она в доме спасительном, кроме вопросов Кламении и Ушаны, подробно выспрашивала о домах и городах готских... Мог и нарочно так хорошо отзываться о женщинах... Но он не боится смерти — зачем ему враки?.. И её мог силой забрать с самого начала...

Ргея мягко оторвалась от него и взглянула в мохнатое лицо. Сарос отвернулся, дотянувшись, повернул рыбину, встал, сторонясь её рук, осторожно снял жаркое и положил на зелёную траву, выбрав местечко почище.

— Мы и у себя так едим, — сообщил он — то ли дымящей, с выпученными зенками рыбине, то ли деве. Ргея ждала, жаждала его взгляда, а он смотреть на неё и не думал.

— Я тоже научусь есть по-вашему! — проговорила она. — А если захочешь — научу тебя кушать по-нашему.

Сарос не удержался и засмеялся. Нежно и в то же время цепко посмотрел-таки на Ргею — и Ргея ожила! Печаль лица её куда-то подевалась, движения вдруг стали ловкими, складными, охотными!..

Рыбье мясо было вкусным и истекшее жиром — постным. Мех с водой Сарос придвинул к ней, и она, не спуская с него истовых глаз, заговорила, заняла, заполонила. Он оглядывался, всё время пересаживался поудобней, кивал в ответ, смотрел ей в рот, на её волосы, слушал пленительную музыку её прекрасной речи. Она энергично пересказывала какую-то чепуху — про удачную покупку, про прошлогодний страшно глубокий снег, про рыжего кота, кой упрямо, как человек, выказывал Кламении свою спесь, про волхвов, что могут знать изнанку жизни... Сама не замечая того, Ргея приспосабливала в свою речь словечки средиземного купечества. Саросу казалось порой, что она над ним посмеивается, толкуя о вещах загадочных, но после он понял: она желает, она готова и она вполне справится с тем, чтобы захватить его внимание целиком и полностью! Он и так думал о ней всегда — ей же хотелось, чтоб он глаз с неё не сводил!

Сарос громко и раскатисто рассмеялся, отложив кусок рыбины. Она после паузы, натолкав полный рот еды, засмеялась тоже. На коленках, смахивая с бороды и усов крошки, он доковылял до неё, взял за плечи и повалил. Глаза в глаза уставился на неё, а она отвернулась, дожёвывая. Он обтёр руки о траву и положил на её груди. Она проглотила последнее и серьёзно обратила на него свой синий, немигающий взор. Он нежно пальцами продавливал на ней платно, дыхание жарко вырывалось из его груди. Она, приоткрыв ротик, потянула за ворот его толстенного свитера, зовя. Ногами, уверенными в перстеньках пальчиками, расцепляющими подол ферязи, милыми глазами...

— Моргни, Ргея.

— А что, на Сьву похожа?

— Похожа...

Было ли жарко, когда солнце с юга и с запада пыталось углядеть, что там за бугорком?.. Было ли прохладно, когда сырая морока попробовала остановить игру людей?.. Было ли темно, было ли страшно — от воя лесной и болотной живности? Страсти и трепету тех двоих, сливавшихся в единое целое, было ни до чего...

Для него тогда существовала только она, а для неё — он! И не было под небом в ту пору людей более нежных и бережливых друг к другу, более вожделенных и близоруких... Зацелованные лица мужчины и женщины лучились счастьем, и всё вокруг куда-то делось, запропало — будто навеки...

Сарос тыкался в любимую шею, в живот, в ноги, в кулак собирал её волосы и жадно нюхал...

Она впервые в жизни не спешила подняться, что-то сделать — не хотелось даже говорить. Лишь перстами шевелила его уста... Он тонкими губами захватывал накрепко её рот, и она сбивчиво дышала... Ей было так хорошо, что делалось страшно за себя... Она не думала, как вести себя, — просто брала его руку и прикладывала к тем местам, какие не могли больше оставаться без его прикосновения... Она жалась к нему плечами, носом, ягодицами, коленями... Она громко и страшно стонала, царапалась и зацеловывала потом раны...

Рассвет встретили, раскрыв радостные глаза одновременно, и увидели, что сползли далеко от того места, где лежала недоеденная рыбёшка. Она побоялась поцеловать его в уста — почеломкала в лоб и пошла искать огниво. Он снизу смотрел на неё, вверх уходящую, потом запрокинул голову к небесам. Он готов был в одиночку предстать перед тысячью противников, чтоб нежность этого земного рая продолжалась бесконечно! И у него закружилась стойкая ко всему голова, когда она позвала нежно:

— Сарос, иди ко мне...

— Кто там у тебя больные? — спрашивал Роальда Лехрафс, когда вышли на прямую дорогу к главному городу халан.

Гот не ожидал вопроса — он был уверен, что таврическую болезнь выдумал вечный советник Сароса Карл. А теперь вот и Лехрафс... И смотрит с внушением и нетерпением.

— Человек сто у нас было...

— Сколько у меня ваших больных я знать желаю!