Сергей Удот - Морской наёмник

Присев на корточки в тени кубрика, осмотрелся и прислушался. Голосов не слыхать, вельбота не видать. И эта парочка молчит. Михелю вдруг отчётливо привиделось, как Адриан стоит за углом надстройки с флешнером наготове: только и ждёт момента, когда Михель высунется. Так головёнку и сбреет с плеч долой! А Ян, на время заменив его, стоит у штурвала и мерзко так ухмыляется, постоянно оглядываясь через плечо в ожидании потехи. Возможно, Адриан уверил парня, что к ним прикатится кочном капустным только башка — чистенькая, с забавно навечно распахнутыми глазами, — а кровавое тело с хлещущей из шеи алой влагой останется Яну невидимым.

Михель даже головой потряс, отгоняя навязчивое видение. Когда же заставил себя высунуться — а была ведь мысль пустую зюйдвестку показать, раскрыв замыслы врагов, или вообще, обогнув надстройку, зайти в тыл, — то только усмехнулся. Стоят оба, родненькие, там, где и должны — у штурвала. Адриан, рыло задрав, вертит в руках какую-то мудрёную штучку, астролябию [120] Астролябия — прибор для определения географических координат (широты и долготы) по солнцу и звёздам. , кажись. А примерный ученичок Ян топчется вокруг да слушает, рот раззявив.

И они, эти два умника, поворачиваются вслед за светилом, спиной к Михелю, а ему ж только того и надо. По пути Михель окидывает напряжённым взором океанскую гладь, и сердце его чуть не лопается от радости: вельбот никак не успеет, разве что взамен вёсел обретёт крылья. Адриан что-то увлечённо продолжает рассказывать, но вот Ян бросает взгляд на Михеля и... испуганно вздрагивает. И тут же — вы только представьте! — предупреждает шкипера.

— Зар-режу обоих к чер-ртям собачьим! — рычит Михель сквозь стиснутые зубы. Ему осталось-то — три добрых прыжка, а тут этот придурок.

Однако Адриан — он ведь тоже не ожидал ничего подобного — просто замирает в недоумении. И ещё — Михель понимает это за долю секунды — ему жутко мешает астролябия в руках. Инструмент, как видно, дорогого стоит: блестит, что твоя корона, и просто швырнуть его в голову набегающего Михеля Адриан не может. Тем не менее свободная рука его тянется к ножу, и пальцы уже сомкнулись на ручке. А длиной его тесак куда как поболе Михелева будет: на глаз — так на треть примерно.

— Хватай его, Ян! — вопит Михель на пределе глотки. Если даже Ян и не послушает, в чём Михель не сомневается, то обязательно раздвоит внимание шкипера: заставит метаться, решивши, что и в тылу у него — враг.

Но всё складывается куда как с добром! Вздрогнув как от удара хлыстом, Ян буквально сомнамбулически обхватывает опешившего шкипера сзади. Захват его, само собой, слабенький, и в следующее мгновение он уже кубарем летит в сторону, однако именно этого-то мгновения Михелю и не хватало. Он уже здесь! И когда шкипер освобождается наконец-то от астролябии — Михель уж тут как тут, и ему некогда выяснять, чего в глазах Адриана больше — ненависти или презрения. Нож уже занесён, а шкипер, прекрасно понимая, что проиграл вчистую, даже не даёт себе труда уклониться, но тут Ян, всё ещё лежа, кричит:

— Не режь его, Михель, не режь! — И судорожно пытается вскочить и помочь, теперь уже явно Адриану.

— А что, у нас есть выбор? — пожимает плечами Михель. Тем не менее ради союзничка влёт меняет решение, и тяжёлой роговой ручкой ножа бьёт Адриана то ли в висок, то ли в ухо.

Все действия на пределе скорости, прицелиться как следует и некогда. Удар однако хорош, и даже не потому, что Адриан как подрубленный валится на палубу, а потому, что голова не пробита: крови, значит, не предвидится. Хотя голова у шкипера ещё поболит — почище свирепого похмелья. А уж сколь долго она будет болеть — то Михелю определять. С оглядкой на Яна, судя по всему.

— Волоки кусок цепи от запасной! От брашпиля. Да живей поворачивайся! — Михель жадно пожирал глазами точку вельбота у горизонта. Нет, там ничего не заметили. И немудрено: все увлечены погоней за очередным ни в чём не повинным кашалотом. Михель едва не наладил пинка испуганно огибающему его и шкипера Яну: — Поворачивайся! А то очухается, и тогда уж точно придётся подпустить кровушки.

— Астролябию-то зачем расколотили?

От неожиданности и явной неуместности заданного вопроса Михель даже опешил.

— Да случайно как-то наступил, — только и смог выдавить. — Это ведь шкипер уронил.

«Послал же Боженька лунатика тронутого в помощники!»

Снять со шкипера пояс. Что у него здесь? — ножны, ключи, в том числе от винного погребка, кошелёк зачем-то, огниво, трут... Так, позднее разберёмся, хотя нож его пусть поваляется на дне океанском. Теперь карманы — на предмет оружия и предметов, могущих способствовать побегу. Ничего, только куча бумажек каких-то. Ладно, пусть остаются: передачу «Ноя» новому владельцу осуществим без официальных церемоний и дарственных.

Мелькнула мысль подтащить Адриана к борту, да и кувыркнуть через леера для вящего спокойствия, да тут Ян объявился.

— Молодец! Скоро обернулся. — А про себя: «Чёртов спаситель чёртова шкипера».

Давненько Михель никого не вязал. Раньше-то оно нужды не было. Благородство во всех через край пенилось: даст пленный словцо клятвенное не давать дёру, ну и сидит себе смирно. Хотя бы и точно ведает, что верёвочка для него уже свита, топор наточен, пулька отлита и из формы вырублена, да железо накалено. Потом как-то враз ожесточились все друг на дружку. С Магдебурга? Нет, чуть раньше, с Ной-Рупина, когда Тилли впервые чётко разъяснил: пленных с боя не брать, сдавшихся после боя уничтожать. До того эти меры службу ландскнехтскую сделали опасной, невыносимо-обременительной, что как призвал Господь к ответу фанатиков, кровопийц неуёмных — Тилли там, Густава Шведского, Паппенгейма тож, — так и порядки ими заведённые, зверские, поломались, повывелись. Утеснять всячески нашего брата, на котором, кстати сказать, всё и держится, поостсрегаться стали. А то ведь на что замахнулись командиры неразумные? На самое святое — на смычку братскую незримую ландскнехтов всех наций и армий! Чтобы солдат, да опасался сдаться, перебежать, дезертировать? Времена горцев диких альпийских [121] «Времена горцев диких альпийских» — в конце XV— начале XVI вв. лучшими ландскнехтами в Европе считались швейцарцы. быльём поросли, да и те ведь никогда выкупом не брезговали. К тому же оскудели изрядно города и веси от Войны нескончаемой, обезлюдели. Вот и стали опять пленных только что не целовать: или, мол, к нам на жалованье запишем, или за хороший выкуп отпустим. А то ведь надо было подобное удумать? — в шведском лагере была заведена двухразовая общая, строго обязательная молитва! Ну а водочки испить да девок потискать когда прикажете порядочному солдату время найти, ежели он с колен не встаёт? Причём король сам для своего народа и воинства псалмы сочинял! Вот уж истинно «наш пострел везде поспел».