Александр Тамоников - Северный витязь [litres]

– Но два десятка воев ничего не смогут, они не пробьются даже через ханскую стражу! – опешил воевода.

– Это как и когда нападать, – улыбнулся Илья. – Если они будут лежать рядом, в сотне шагов, когда я нападу на охрану в шатре и возле него, то смогут успеть помочь мне.

– Тебя убьют, – уверенно заявил Алекса. – Я видел становище Итларя со стен. Там негде спрятаться даже ночью в ста шагах. Двести, никак не ближе. И пока они будут бежать на помощь, тебя изрубят, как кочан капусты.

– Пусть поспешат, – снова улыбнулся Илья. – А я уж постараюсь пошуметь и отвлечь внимание.

– Нет, друг, мы пойдем с тобой, – хмуро заговорил Алекса. – И я, и Чеботок! Если никак нельзя по-другому, то мы пойдем с тобой и будем рубиться рядом. Что придумал!.. Двести шагов.

– Ладно, соколики, а теперь послушайте воеводу, – хлопнул по колену Войтишич. – Смотрите и запоминайте. Пока Алекса с двумя десятками воев не подберется к становищу Итларя, ты, Илья, не шевельнешься. Лягут в камышах, пойдешь дальше ты со своим слепцом и мальчонкой. Мальца жалко, да без него нельзя, половцы их могли видеть и знать. Ничего, сбережем постреленка. Алекса лежит и ждет, пока не поймет, что вас троих к князю пустили. Когда ты, Муромец, начнешь рубить охрану хана, пусть малец выбросит наружу факел. Да повыше, чтобы Алекса увидел. Ты, Алекса, кидаешься на половцев. Лягушка в камышах квакнуть не должна успеть, как вы вырежете всю охрану хана и убьете его самого. Иначе вас не спасти. И помни, сотник, когда из камышей побежите к шатру, пусть один из твоих воев держит стрелу со смоляным трутом наготове. Добежит до факела, подожжет трут и пустит стрелу точно в сторону реки. Высоко пусть пускает, иначе нам не увидеть.

– Вот здесь, – Алекса концом сабли показал на песке, – есть брод. Я видел, как там табун переправлялся.

– Знаю, – кивнул воевода. – Оттуда с двумя сотнями я и перейду, отсеку становище от леса. Нападу с таким шумом и криками, чтобы подумали, что все их поганые духи с ума посходили и из преисподней на землю выскочили. Будут думать, что новая рать подошла к Переславлю. И из города выйдет пара сотен. И нападет через реку вот на это становище, что ближе к реке. Тут жарче будет, эти в открытую пойдут, да деваться некуда, надо, чтобы все было по-настоящему. Всех из города выводить не могу. Если не удастся наша затея, немногие вернутся, а город еще оборонять надо.

Единственный плот, который дружинники толкали по воде, от камышей до камышей, нес на себе слепого старца, Муромца и поводыря Матюшку. Им никак нельзя было предстать перед половцами мокрыми. Те бы сразу заподозрили, что калики пришли к шатру, переплыв через речку. Два десятка самых сильных и опытных дружинников во главе с Алексой Всеславичем как тени опустились в ложбинку и улеглись под склоном.

– Хороша ночка, – тихо пропищал Матюшка. – В такую ночь только лешаки и ходят. Не заметят вас поганые!

– Тише ты, таракан запечный, – прошипел Алекса и стал смотреть, что делается у половцев.

С ночкой им и правда провезло. Тучи бегут по небу, подгоняемые сильным ветром. Рваные, злые, они почти закрывают звезды. Шумят камыши, ветер рвет полог шатра, тот бьется и трепещет, как раненая птица. Темная ночка, издалека видно будет стрелу огненную, что взлетит в небо. Только бы взлетела она!

– Илья, смотри, – сотник показал рукой. – Отползите со старцем своим вон туда, там дорожка протоптана, вроде вы по ней издалеча и идете. И там костров побольше. Мы здесь останемся, самое удобное место. Меж нами и шатром Итларя всего два ряда костров. И воинов возле них не более трех десятков. Главное, укажи Матюшке, чтобы он факел выбросил на эту сторону, к реке, а то мы в такую погоду шума не услышим.

Сжав плечо Муромца, Алекса легонько подтолкнул его. Иди! Чеботок, лежавший чуть в стороне, посмотрел Илье в глаза и чуть улыбнулся. Поспеем, не тревожься. Главное, князя убереги там. Илья на четвереньках добрался до слепого старца, поднял его на руки, чтобы тот не сам топтался по корням и ямам. Матюшка спешил сзади. Пригибаясь, они за склоном низинки постепенно добрались до дороги, что вилась вдоль берега речушки. Здесь, поставив старика на ноги, отряхнув его и осмотрев обоих спутников, Илья обнял их и прижал к себе.

– Ну, други мои, не передумали? Знаете, на что идем?

– Ты, Илюша, свое дело делай, – наставительно сказал слепец. – А уж мы с Матюшей свое сделаем. А дальше, кому как на роду написано. Ежели суждено тебе репой подавиться, так нечего и стрелы половецкой бояться.

Илья засмеялся и сунул в рот обрезок коровьего языка. Пока он шли по дороге, из его рта стала течь слюна. Она скапливалась на бороде, но Муромец решил, что так даже больше похоже на правду. Убогий, чего с него взять. Мало ли что ростом и плечами вышел, зато ума Бог не дал.

От костров к ним уже бежали с факелами. Илья сделал лицо, какое видел у Бугрима. Равнодушное ко всему окружающему, спокойное, нечувствительное к боли, к голоду, к усталости. Иди, коли ведут, встань и стой, если прикажут.

– Эй, кто такие? Куда идете? – затараторил один из половцев, явно умевший говорить по-русски.

Слепой старец остановился, обняв мальчонку за плечи, и, глядя поверх его головы, заговорил:

– Слухом земля полнится. Услыхали мы, что князь киевский сюда с войском отправился. Вот и мы за ним подались. Кто-то же должен складывать песни да рассказывать детям и внукам о том, чем земля его живет.

Воины загалдели, многие понимали русские слова, хоть и не все. Одни хотели вытолкать бродяг подальше от становища, пусть, мол, возвращаются к своему князю Владимиру, другие говорили, зарубить их надо, они рыскают, вынюхивают, а потом в Переславль придут и воеводам княжеским пересказывают. Илья напрягся, он не знал, как подсказать слепому, что еще надо добавить. Ему самому уже никак нельзя было рта раскрывать. Если только показать отрезанный язык.

Обидно будет и горько, если сейчас все пойдет не так, как замыслил Муромец. Не в том беда, что он с шестью половцами не справится. Справится. Беда в том, что потом им дорога к Святославу будет закрыта. Илья уже собрался было стягивать с головы шапку, что отдал ему Бугрим, в которой лежала единственная защита – кольчужная ратная рукавица. Ничего с собой из брони или оружия взять было нельзя. Даже нож в сапоге и тот могли найти, отобрать и опять же взашей вытолкать.

– А идем мы, храбрые воины, к хану Итларю, у которого грустит и печалится князь Святослав. Хотим мы его печаль скрасить, думы горькие разогнать, сердце его повеселить. Не откажите нам, удальцы-храбрецы, дозвольте сына князя нашего киевского потешить. Хоть на одну ночку, а все на душе у него теплее будет.

Упоминание о князе Святославе смутило половецких воинов. Стало понятно, что он здесь не пленник, хотя и гостит у хана по принуждению. Половцы только делают вид, что с уважением относятся к княжичу.