Александр Тамоников - Северный витязь [litres]

И они бежали, стиснув зубы. И рубили так, как не рубили, может быть, до этого никогда. С таким ожесточением, с такой бешеной злостью, что рассыпались на звенья кольчуги на половцах, прогибались под ударами зерцала и шлемы, не выдерживали и разлетались от встречи с чужим железом клинки сабель. И тогда они хватали любое подвернувшееся оружие и снова рубили.

Алекса повернулся и увидел, как дружинник с луком присел у костра, наложил стрелу и поджег паклю. Стрела прочертила черный небосвод, рассыпая искры, и ушла в темень. Алекса стиснул зубы, увидев, что дружинник так и не смог подняться с колена. Одна половецкая стрела вонзилась ему в бедро, вторая прошила насквозь шею, он завалился на бок, захлебываясь кровью.

Бег становился все тяжелее, все больше степняков вставало на пути. Вот уже и сулицы кончились. Дружинники выхватили сабли и принялись рубить все, что вставало на пути. Алекса улыбнулся, увидев, что живы Илья и князь Святослав. Вон они у шатров дерутся, недалече уже. Святослав отступает, но держится против двоих, а Илья, ох, Муромец… Это каким же таким бревном он, как палицей, крутит и рядами укладывает врагов на сырую землю. Уронил… упал.

– Илья! – закричал Алекса и с нечеловеческой силой ударил набежавшего половца саблей наискось по плечу, разрубая и кольчугу, и кости.

Он не успел выдернуть саблю из окровавленного тела, как на него набросились сразу двое. И тут сбоку ударил Сила. Нагнув голову, как бык, он врезался в толпу врагов, разметал их, вонзил саблю по самую рукоять в одного, схватил с земли чье-то копье и пригвоздил второго. Третий ударил Чеботка саблей, но она только скользнула по остроконечному шлему, на железный наплечник. Чеботок сжал руками половца, приподнял и бросил на землю. Снова схватил саблю и обернулся, ища глазами сотника.

– Алекса! – Сила присел на колено.

Стрела, пробив кольчугу, вошла сотнику под ключицу. Он упал, сломав черенок стрелы, и теперь, отплевываясь кровью, пытался подняться на дрожащих от напряжения руках.

– Как же так, Алекса! – застонал Чеботок.

Схватив сотника за ворот кольчуги, он поволок его наверх, к шатрам. Там уже вставали в круг дружинники. Могучая фигура Муромца снова поднялась над головами сражающихся, он продолжал наносить удары, один страшнее другого.

– Сейчас я, други, погодите только, – шептал Чеботок, задыхаясь и волоча сотника по земле.

Кто-то набежал, хотел рубануть лежачего, но Сила вскочил на ноги и успел перехватить руку с саблей. И они стояли так, сжимая руки и скалясь друг на друга. Но Чеботок был сильнее степняка, вскоре тот застонал и попытался вырваться. Но Чеботок ударил его шлемом в лицо, вырвал из руки саблю и вогнал прямым ударом в живот.

– Сейчас, Алекса, еще немного, – шептал он, ухватив друга за кольчугу.

Снова кто-то упал рядом, потом его ударили по голове, но шлем выдержал удар. Внутри все гудело и плясало, Чеботок не слышал ничего и почти не видел. Потом его схватили чьи-то руки и втащили в круг за спины товарищей.

– Там… – хрипел Сила, – Алексу надо взять. Не оставлять поганым…

– Не боись, Сила Михалыч, – появилось перед ним лицо Муромца с забрызганной кровью бородой. – Все хорошо, принес ты его. Здесь он.

Чеботок упал на руки Ильи, тот помог ему снова приподняться. Сила увидел лежащего на земле рядом сотника. Кровь еле текла из его рта, уже не била волнами. А глаза Алексы Всеславича смотрели в небо с какой-то веселой злостью и удалью. Чеботок застонал и упал рядом, потеряв сознание.

Муромец встал в полный рост, вытер мокрую от чужой крови ладонь о рубаху. И снова взялся за рукоять сабли. Девять дружинников и князь Святослав стояли рядом с ним плечом к плечу, образуя круг, защищая спины друг друга. Но половцы больше не нападали. Спотыкаясь о тела своих убитых и раненых, которыми было усеяно все вокруг, они пятились и озирались, как испуганные лисицы. И только теперь Илья услышал звуки боевых рожков и топот сотен коней. Со стороны реки на половцев обрушилась маленькая рать воеводы Войтишича. Удар был таким неожиданным и таким стремительным, что конные дружинники прошли половину становища не задерживаясь, рубя всех на своем пути.

Половцы бежали. Сначала пешими, потом похватали первых попавшихся коней и унеслись в степь. Три сотни дружинников, вышедших из ворот города, добивали бегущих, усиливая панику и нагоняя страх на еще живых. Илья снова не ошибся. Вожди половецких родов, увидев, что Итларь убит, видя, как рубятся русские воины, решили, что не стоит принимать смерть в этих лесах и степях, на этих берегах – на русской земле. Что они скажут дома женам и матерям? Что Итларь пообещал богатую добычу, что нарушил мир с русичами и повел их сыновей на русские города? И они сами пошли за хитрым ханом? Нет, не время принимать смерть.

Из темноты выскочил на коне воевода Роман с саблей в опущенной руке, в порванном плаще и без шлема. Вытерев рукой лицо, он подъехал к воинам, стоявшим рядом с Муромцем. И половцев уже близко не было, а они стояли, тяжело дыша и глядя вокруг невидящими глазами. Забрызганные кровью до головы, в разрубленных доспехах, большинство раненые. Стояли, покачиваясь и сжимая в руках мечи и сабли.

Войтишич подъехал и посмотрел на тело Алексы. Лицо старого воина дернулось. Положив саблю поперек седла, Роман поднял руку и перекрестился. Потом повел взглядом вокруг. Меж кострами до самых камышей все поле было усеяно трупами половцев. Кто-то еще шевелился, стонал. Вокруг кольца, в котором стояли дружинники, убитые лежали валом.

– Господи, да их же тут больше сотни, – громко сказал воевода, окидывая потрясенным взором поле боя. – И вы… детям и внукам рассказывать буду. Да поверит ли кто?

– Я подтвержу, тогда поверят, – раздался голос.

Воевода вгляделся, узнал Святослава. Тот был тоже весь забрызган кровью, в изодранном кафтане, но стоял рядом со всеми, только сильно покачивался.

– Жив, княже, – устало кивнул воевода. – Значит, не зря все. Ну и хорошо. Отец будет рад. А ты вон его благодари, Муромца!

Указав на Илью, Войтишич пришпорил коня и умчался в темноту. Князь Святослав вдруг повалился на дружинников на подкосившихся ногах, Илья поймал его на руки, уложил на траву.

– Ничего, ран серьезных нет. Это он от усталости.

Князь Владимир всегда, когда его одолевали тяжкие думы, когда надо было принимать решение, ходил по горнице. Он то закладывал руки за спину, сжимая пальцы, то скрещивал их на груди. Подойдя к окну, прижимался лбом к холодному стеклу.

Сегодня, когда Илья вошел в горницу, князь сидел в своем резном кресле, в котором принимал послов и просителей. Сидел боком, подперев рукой голову, и смотрел куда-то вдаль.

– Ты звал меня, княже? – спросил Илья, войдя и остановившись в нескольких шагах от Владимира.