Джулия Бойд - Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

Несмотря на широкий круг знакомств, маркиз Лондондерри вряд ли знал о существовании дома Хиртов, расположенного в восьми километрах к западу от Гармиша. Судя по гостевой книге этого скромного сельского домика, с начала 1920-х гг. в нем побывало очень много литераторов из Великобритании и США, а также представителей других творческих профессий. Здесь останавливались поэт Зигфрид Сассун, британский художник Рекс Уистлер, американская актриса Кэтрин Корнелл, искусствовед и историк Джон Поуп Хеннесси, писательница Эдит Оливье, а также лорд Эшер и Джордж Винсент (президент фонда Рокфеллера). В доме Хиртов Уильям Уолтон дописал свой скрипичный концерт для альта, а лечившийся от туберкулеза Стивен Теннант, которого считали самым ярким представителем лондонской золотой молодежи, завел роман с Зигфридом Сассуном. В книге посетителей есть также имя приемного сына Чан Кайши Цзяна Вэйго, который в то время проходил обучение в элитных войсках альпийских стрелков. Наверняка в доме Хиртов он с удовольствием отдыхал от марш-бросков в горах и пятнадцатикилограммового ранца.

Владельцы заведения Йохана и Вальтер Хирт имели завидные связи. Отец Йоханы был главным судьей Великого герцогства Гессен, а ее брат Эмиль Преториус считался лучшим сценографом фестивалей в Байройте. Семья обеднела в результате послевоенной гиперинфляции, и Йохане с Вальтером пришлось уехать в принадлежавшей матери Вальтера дом в Унтерграйнау. Здесь, у подножия самой высокой горы в Германии, Цугшпитце, в окружении такс и кур, среди зарослей орешника, супружеская пара зарабатывала на жизнь, принимая видных гостей. День проживания в доме Хиртов стоил один фунт. Иностранцы обожали статную, как королева, Йохану за ее красивые дирндль-наряды, безукоризненный английский, ловкое обращение с пылесосом. Эта женщина «умела справляться со всем: от сломанной ноги до разбитого сердца» [563] Quoted in Lawrence Whistler, Laughter and the Urn (London: Weidenfeld & Nicolson, 1985), p. 136. . Ее супруг, коренастый Вальтер, не отличался подобной ловкостью, но смешил гостей своими причудливыми фразами на английском, вроде «благослови Господь твой доход» и «я во всех смыслах коммуналист» [564] Quoted in Max Egremont, Siegfried Sassoon (Oxford: Picador, 2005), p. 326. .

Основатель Глайндборнского оперного фестиваля Джон Кристи пытался понять, чем же дом Хиртов так привлекает интеллектуалов: «Такое ощущение, что все очень нравилось… при этом мы практически ничем не занимались, кроме общения и коротких прогулок. Среди нас не было альпинистов или лыжников, там не было ни крикета, ни регби, но мы все равно из года в год к ним возвращались. Удивительно, но единственным неоспоримым преимуществом этого популярного места были виды на горы… Там не было ни оперного фестиваля, ни недели крикета, ни каких-либо других традиционно английских развлечений, и тем не менее это место было прекрасным» [565] John Christie, 5 January 1959, Hessisches Staatsarchiv, Darmstadt, Haus Hirth papers, D26. .

Когда сил на умные разговоры не оставалось, гости могли поучаствовать в традиционно баварских развлечениях, таких как ежегодный танец дровосеков, который проходил в соседней деревне (иностранцев стали допускать туда только с 1935 г.). Один американский гость писал, что дровосеки в зеленых шапках, пиджаках и штанах выглядели прекрасно. Своими мужественными, словно вырубленными из камня лицами и длинными бородами они напоминали апостолов. Праздник начинался сразу после церковной службы в воскресенье и продолжался до шести утра следующего дня. Во время гуляний съедалось много свиного жира и выпивалось много пива, вкус которого иностранцам не очень нравился. Каждый танец начинался и заканчивался по сигнальному свистку.

Но зимой 1936 г. иностранцы приехали в Гармиш исключительно ради Олимпиады. Многие из них проявили политическую наивность, однако были и те, кто сознательно не хотел задавать лишних вопросов. Никто, правда, не мог игнорировать обилие военных. Военные, по словам Пеглера, были повсюду [566] Солдаты и офицеры Вермахта отвечали за организационную сторону Олимпиады, отсюда и их повсеместное присутствие на соревнованиях. Да и в Германии тех лет спорт ассоциировался с армией, солдатами. Немецкие спортсмены иногда даже выступали на соревнованиях в военной форме. . Журналист писал, что деревня напоминает «городок за линией Западного фронта, в котором происходит перегруппировка войск». Пеглера раздражало, что камуфлированные военные машины «мчались по улицам в горы, разбрызгивая снежное месиво из-под колес на тротуары». На вопрос, почему в небольшом горном городке, в котором должна была царить дружеская атмосфера, находилось столько войск, даже бесстрашный Пеглер не спешил дать ответ, опасаясь, что его обвинят в шпионской деятельности.

От взора журналиста не скрылось, что все намеки на антисемитизм в районе проведения Олимпиады исчезли, как будто их и не бывало. Нацисты убрали вывески с предупреждением о том, что евреев не обслуживают. Однако удивленным иностранцам иногда показывали газету «Der Stürmer» (антисемитское издание Юлиуса Штрейхера), номера которой контрабандой провозили в олимпийскую деревню.

Через несколько дней после начала Олимпиады «на фоне 10 тысяч флагов со свастиками, тихо колыхавшихся в морозном воздухе» снова появился Гитлер. «Это день диктатора, – писал Пеглер. – Олимпиада имеет второстепенное значение, если вообще имеет какое-либо значение». Журналист поразился поведению фюрера. С одной стороны, его появление привело к наплыву военных автомобилей и затору на дорогах, что совершенно не соответствовало «мирным идеалам Олимпиады». С другой, сам Гитлер сидел в низкой ложе у хоккейной площадки совершенно открыто и, судя по всему, был рад огромному количеству людей, которые к нему подходили. «Он раздавал автографы, – писал Пеглер, – так же охотно, как бейсболист Бейб Рут. Какой удивительный контраст с Гретой Гарбо и полковником Линдбергом, получить автограф у них крайне сложно».

Зимняя Олимпиада закончилась 16 февраля. Дочь маркиза Лондондерри пребывала в приподнятом настроении. «Бог ты мой, – писала леди Маири, – конец хоккея, Англия выиграла. Праздник в честь закрытия. Танцевала с огромным количеством людей» [567] Lady Mairi Vane-Tempest-Stewart, Diary, 16 February 1936. . Вот как описывал церемонию закрытия Пеглер: «Яркий разноцветный салют озарил небо, и военные прожектора залили покрытые снегом вершины гор искусственным лунным светом. Салют вели батареи трехдюймовых орудий, скрытых где-то на полпути к вершинам. Эти залпы напоминали нам о том, что затухавший на башне олимпийский огонь был всего лишь огнем и ничего не значил» [568] Pegler, 17 and 20 February 1936. .

Если бы лорд и леди Лондондерри прочитали эту колонку Пеглера, они бы наверняка подумали, что эта статья – очередной пример безответственной журналистики, еще один плевок в великую державу, которая под руководством вдохновленного лидера делает все возможное, чтобы подготовиться к непредсказуемому будущему.