Джулия Бойд - Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

1 июля Ренчи приехали в Фридрихсхафен, где Эвелин встретился со своим старым другом немецким воздухоплавателем Хуго Эккенером, который раньше был капитаном дирижабля графа Цеппелина. Эккенер не поддерживал нацистов и особо этого не скрывал, хотя и жил под угрозой ареста. Ренч вспоминал, что раньше многие прочили Эккенера на пост президента после Гинденбурга. Англичанин с удовольствием прогулялся со старым другом на закате вдоль озера, в котором вода «была прозрачно-аквамаринового цвета с жемчужно-серым отливом». Эта прогулка словно стала яркой вспышкой на фоне безрадостного мрачного неба. «Холодно, и идет дождь, – писал Ренч. – Я надел на себя все, что было, Хильда в меховом манто и очень этому рада». Супруги вспоминали «немецких политиков старой закалки» и чувствовали на себе враждебные взгляды окружающих. «В воздухе атмосфера «Gott Straffe England» [831] Лозунг немецкой армии во время Первой мировой войны. Прим. ред. [Боже, покарай Англию] [832] Антибританский лозунг немецкой пропаганды. К примеру, дети при входе учителя в класс во время Первой мировой войны должны были хором выкрикивать этот лозунг. , – писал Ренч. – Очень депрессивная обстановка». В ресторане отеля супругов также ждало разочарование: «Кофе очень слабый, а хлеб не хрустит, так как его пекут из муки плохого качества. Вчера за ужином заказали тосты с маслом, за что с нас сняли дополнительные деньги». Но самым неприятным было то, что, когда Ренчи зашли в собор, группа хорошо одетых молодых людей начала издевательски кричать «о да, о да». «Со мной никогда ничего подобного не случалось», – с грустью признавался Ренч. В последний день в Констанце англичане сидели у озера под подстриженными деревьями и смотрели на прохожих. «Нас поразила женственность немок, – писал Ренч. – Они прекрасно выглядят в народных костюмах. Повсюду матери с детьми. Очень приятно видеть женщин, которые не пользуются губной помадой и не красят ногти в отличие от дам в других странах. У всех молодых девушек волосы заплетены в две толстые спускающиеся на грудь косы».

5 июля Ренчи отправились в Берлин. Дорога заняла тринадцать часов. «Поезд отправился в 8 утра. Когда мы проезжали Инцелль, то наши носильщики помахали нам руками. Очень мило с их стороны». В гостинице еда им не нравилась, но вот в вагоне-ресторане кормили отменно. «Булочки хрустят, вдоволь масла». Из окна вагона англичане наблюдали, как старики и женщины вывозили на повозках сено со скошенных лугов. «В полях работают женщины, – с удивлением отметил Ренч. – И как здорово работают!»

«Молодых мужчин мы практически не видели. Не видели ни одного неаккуратно одетого человека или грязного здания. Куда ни глянь, везде ощущение благополучия и процветания. Солдаты нам не попадались. Можно было бы подумать, что мы путешествуем по мирной Утопии. Судя по всему, в центральной Германии солдат нет. Очень красивые и современные дома для рабочих с высокими скошенными крышами. В деревнях много бассейнов, на балконах в квартирах огромные красные в белый горох или желто-синие зонтики от солнца. Никаких жестяных крыш и, конечно, никаких полей для гольфа. За все время поездки мы не видели и акра пустующей и не использующейся для сельского хозяйства земли. Я вспоминал нашу запущенную провинцию. Здесь, судя по всему, производят массу сельскохозяйственной продукции».

В Берлине супруги остановились в отеле «Адлон», и Ренч тут же начал встречаться со старыми друзьями. Ему, в отличие от квакеров, очень легко удалось организовать встречу с Дикхоффом, который номинально оставался послом Германии в США. Дикхофф был «предельно откровенен». Он не понимал, с чего это вдруг Британия проявляет такой интерес к судьбе Польши. Это, по мнению посла, только делало поляков более несговорчивыми и мешало достижению полюбовного соглашения с немцами. Дикхофф не понимал, с какой стати Британия решила, что имеет моральное превосходство над другими странами и считает себя вправе указывать им, как жить. Почему британская пресса и парламент говорят о якобы творящихся в Германии беззакониях, но молчат про Россию? Ренч пришел к выводу, что Германия «не способна понять идеализм, который играет такую важную роль в англосаксонском мире. Этот идеализм предполагает создание коллективной системы, при которой в случае вовлечения заинтересованных лиц учитывается мнение третьей стороны». Когда Ренч сказал это Дикхоффу, немец спросил англичанина, готов ли он к тому, что вопросы, касающиеся национальных интересов, будет решать третья сторона. Выходя из здания, Ренч приветствовал нацистским салютом группу чиновников. Это было совершенно излишним, но, как писал Ренч, «с волками жить – по-волчьи выть».

Одной из наиболее интересных встреч в Берлине стал разговор в кафе с двумя немолодыми немками, которые были членами Национал-социалистической женской организации. «Мы очень хорошо поговорили, – писал Ренч. – Дамы были очень милыми, идеалистками до мозга костей, но, когда разговор заходил об интересах Германии, мы словно наталкивались на каменную стену».

«Практически все немцы приветствовали оккупацию Чехословакии, так как существование этой страны угрожало германской «безопасности». Они помнят горе, которое пережили за последние 20 лет, но совершенно не хотят думать о страданиях в других странах. Невозможно заставить их взглянуть на мир с европейской точки зрения. На самом деле они страдают от комплекса неполноценности. Как сказал мне здесь один немец: «Моя нация сейчас умственно больна, она не может рассуждать здраво».

12 июля Ренч навестил британского посла сэра Невилла Хендерсона, которого не видел со времен обучения в Итоне, когда они близко дружили. Ренчу показалось, что тот вел себя «немного резко». Хендерсон выразил свое недовольство тем, что издание «The Spectator» (в котором Ренч был председателем правления) выступает за включение Уинстона Черчилля в правительство. Посол считал, что вся Британия должна сплотиться вокруг Чемберлена. «Он настаивал на том, – писал Ренч, – что мы должны быть непреклонными в случае применения силы, но при этом утверждал, что необходимо добиться справедливого урегулирования в Данциге». Хендерсон сожалел, что так много значения придается решению данцигского вопроса, потому что в Германии «достаточно и других проблем».

После оккупации Чехословакии посол, однако, дал ясно понять: Британия «должна твердо придерживаться моральной установки, что ни одна крупная держава не имеет права навязывать свою волю более слабой». Странно, что ни Хендерсону, ни Ренчу, который всю свою жизнь продвигал идею Британской империи, не приходило в голову, что их собственная страна неоднократно навязывала свою волю как более слабым, так и более сильным нациям. Хотя, с другой стороны, представление Ренча об империи без расизма, в которой люди объединяются в свободную ассоциацию народов и сотрудничают друг с другом в целях содействия самоуправлению и международной стабильности, значительно отличалось от концепции Гитлера.