Кристиан Жак - Фараон [litres]

– Что вы, наоборот!

– Уезжаешь завтра! Получишь от государства жилище и слугу.

На протяжении девяти дней, в разгар зимы, я руководил празднованием мистерий Осириса в моем храме в Карнаке. Благодаря магии ритуалов и осуществлению великого делания [100] В алхимии процесс трансформации первовещества в философский камень, а также достижения просветленного состояния. ( Примеч. пер. ) , бог воскрес на наших глазах в облике золотой статуэтки. Со времен, когда пирамиды пребывали в апогее своей славы, этот ритуал связывает нас с первичной жизнью, за пределами существования и смерти. Каждый фараон – это Гор, сын Осириса, победителя смерти; и, умирая и возвращаясь к звездам, он, в свою очередь, становится Осирисом, порождающим своего преемника, нового Гора. И когда этот процесс прервется, мир превратится в хаос, где будут главенствовать убийцы, воры и право силы.

В завершение мистерий ладья Осириса при свете множества факелов проплывает по первичному океану, через вселенную божеств, пребывая в постоянном процессе воссоздания.

В считаные месяцы строители храма Амона под руководством Минмеса и Менха Младшего сотворили чудо, которого я желал, – огромное священное озеро, самое большое в стране [101].

На закате солнца десятки ласточек резвятся над водой… Ласточка – одно из воплощений царственной души. Это место отмечено глубочайшим умиротворением, дающим ни с чем не сравнимую энергию.

Менх Младший преподносит мне ладью Осириса, выполненную из кедрового дерева, а на ней – трон Исиды, великой чародейки, владеющей заклинанием бессмертия.

Жрецы нисходят по каменной лестнице и опускают ладью на воду…

Я испытываю радость куда более яркую, нежели в день наиславнейшей своей победы. В этот миг земля уподобляется небесам, вода в священном озере – источнику всякой жизни, и мое служение обретает максимальный смысл.

Неужели мечты сбываются? Пахек не сумел организовать сирийское подполье в Фивах, и вдруг сам Минмес, близкий друг царя, предлагает ему возможность, сравнимую разве что с чудом! Ему, сирийцу, сыну мятежного принца – и вдруг вернуться на родину в должности египетского управленца, выпускника высшей школы, где учится вся элита страны!

Тутмос всерьез заблуждается, полагая, что освобожденные военнопленные и дети чужеземных вельмож вливаются в египетское общество, принимают его правила. Ему и в голову не приходит, что горсточка самых упорных не сдастся и переиграет все его планы…

Пахек применил привычную и успешную стратегию – изобразил перед начальником экспедиции Джехути старательного и покорного помощника. Вел себя, как и полагается вышколенному писарю: выслушивал все требования закаленного вояки и в точности их исполнял. Так он не только вызвал к себе симпатию, но и услышал много полезного, что позволило ему увидеть ситуацию яснее и шире.

Митанни? В состоянии шока. С трудом пытается восстановиться после поражения, однако окончательно не разгромлена. Бежав с поля боя, ее армия почти не понесла потерь. Простой люд против правителей не взбунтовался, и те готовятся к реваншу.

А что в больших городах, Тунипе и Кадеше? Кажется, что там трепещут от страха. На самом же деле – это кипящие котлы, под крышку которых Пахеку нестерпимо хотелось заглянуть. Пристальное наблюдение со стороны египтян мешает всем угнетенным, снедаемым отчаянием, объединиться.

Вдруг ему это удастся? Используя свои прерогативы, под видом внедрения указаний фараона, он, Пахек, станет душой заговора?

Утопия? Нет, если избрать змеиную тактику и нанести удар, когда враг меньше всего этого ожидает. В Фивах пользы от него не было никакой. Здесь же, в своих прежних владениях, он быстро заручится поддержкой! Главное – избегнуть роковой ошибки, которая навлечет на него гнев египтян или сирийцев.

Пахек шел по лезвию ножа, и сохранять равновесие было нелегко. И все же он ощущал важность своей миссии, которую удача дала ему возможность осуществить.

Великая царская супруга ведет себя безукоризненно. То, как она управляет Домом Царицы, не вызывает ни малейших нареканий, и первый министр ценит ее предложения, тактичные и обоснованные. Прекрасная мать, Меритре заботится о детях, и целый отряд прислуги всячески ей угождает. Девять кормилиц, сменяя друг друга, удовлетворяют неуемный аппетит маленького Аменхотепа, чье стремительное развитие не перестает изумлять главного придворного лекаря. Тот уверен, что мальчик вырастет настоящим исполином. Что касается дочки, Меритамон, ее способности к музыке с каждым днем проявляются все ярче. Вне всякого сомнения, после взыскательного обучения она станет жрицей в Карнаке и, по примеру матери, будет петь на церемониях.

Все собеседники царицы, от дворцового управителя Кенны до чужеземных послов, неустанно превозносят ее ум, красоту и элегантность, которые задают тон на парадных приемах и пирах.

В это утро, когда нам предстоит открыть праздник урожая, Меритре не удается утаить свою грусть.

– Вам нездоровится?

– Это не единственная причина.

– Кто-то из малышей заболел?

– Нет, государь, дети здоровы.

– Что же тогда вас тревожит?

Она отворачивается, словно бы не в силах сказать правду. Совершила ли она нечто предосудительное? Я не настаиваю, даю ей время собраться с силами.

– Главный лекарь настойчиво рекомендует мне больше не рожать. Третья беременность – это было бы слишком рискованно. Но если такова будет ваша воля, я приму этот риск.

– У нас есть дочь и сын, этого вполне достаточно.

– И мне будет позволено остаться с вами?

– Если бы вы не исполняли своих обязанностей, вы давно уже покинули бы дворец. Мне не в чем вас упрекнуть. Мы будем жить, как раньше, с условием, что вы позаботитесь о предохранении, если так нужно. Оставаясь царицей, вы поддерживаете гармонию. И это главное.

Снова увидеть родной Тунип – для Пахека это стало невыразимой радостью, невзирая на тот факт, что город наводнили египетские солдаты и управленцы. Сменив на должности престарелого чиновника, которому не терпелось вернуться в свой дом в окрестностях Фив, юноша удостоился официального пира в свою честь, на котором познакомился с местным начальством и подчиненными.

Во вступительной речи он поздравил присутствующих с согласием, царящим между египтянами и сирийцами, превознес все достоинства египетского покровительства, пообещал исправить недочеты и наконец поднял тост за здоровье Тутмоса, благодетельного государя.

Служебные апартаменты ему отвели в старом дворце его собственного отца, реконструированном архитектором и художниками, состоящими на службе у Минмеса, так, чтобы стереть память о сирийских владельцах и придать ему египетский колорит.