Кристиан Жак - Фараон [litres]

Однажды, не успело еще встать солнце, как возле дворца в Тунипе началось непривычное оживление. Отпихнув спящую подругу, Пахек подбежал к окну.

Египетская армия уходит, и приготовления уже начались! Он спешно умылся и оделся. Катастрофа! Заговорщики наконец-то объединились, и что же? Если он уедет назад, в Египет, все сделанное – коту под хвост.

– Где Джехути? – спросил Пахек у одного из командиров.

– В столовой.

Мясо и сушеная рыба, творог, несколько ломтей сала, тушенная в гусином жире фасоль, варенье из фиников, круглая буханка хлеба с румяной корочкой, коровье молоко, а еще – пиво для хорошего пищеварения… Понятно, что после таких завтраков энергии у Джехути было хоть отбавляй!

– Мы возвращаемся в Египет? – улыбаясь, спросил Пахек.

– Я свое дело сделал. Обстановка спокойная. Наши сирийские друзья наконец уразумели: чем тише себя ведешь, тем приятнее жизнь. А ты, Пахек, остаешься.

Писец притворился расстроенным:

– Это означает… что я не справился?

– Ну что ты, мой мальчик! Совсем наоборот! Молодой, а все уловки знаешь… Но тебе еще проверять и проверять, поэтому оставлю в городе отряд, ради твоей безопасности.

Прекрасный актер, Пахек изобразил отчаяние:

– Как прикажете… Но сколько еще мне сидеть тут, вдали от дома?

– Ну, пока наша армия снова сюда не вернется. Ты не тревожься, это будет скоро. Царь считает нужным регулярно подтверждать свое присутствие в регионе, дабы охладить горячие головы…

– Тогда до скорого!

– До скорого, мой мальчик.

Ликуя в душе, но старательно притворяясь расстроенным, Пахек неспешно вышел из столовой. Думал он о пирушке, которую затеет для себя и своей красивой спутницы.

Несмотря на внешнюю грубоватость и порывистый нрав, Джехути – выдающийся военачальник и хитер, как лис. Поэтому я внимательно выслушиваю его подробный доклад о двенадцатой сирийской кампании и выводы, к которым он пришел.

– Ни за что не поверю, что население наших новых владений, от мала до велика, просто боготворит Египет! Своры лицемеров, затаив злобу, превозносят ваши совершенства, только бы удержаться на должности да сохранить привилегии. Имей они войска, тут же развязали бы новую войну. Но наш противник обескровлен, и ему не остается ничего, кроме как повиноваться. Благодаря штату опытных писарей наша администрация обосновалась на местах, и народ по большей части доволен. Мы не вмешиваемся в их обычаи, не трогаем их верования и язык, так что люди радуются, видя, что уровень жизни и быт улучшаются. Угли ненависти еще тлеют, но понемногу остынут и они. Поэтому я одобряю вашу стратегию: регулярно напоминать о своем могуществе, дабы сирийцы знали – мы начеку!

После ухода Джехути ко мне является Тьянуни. Морщины на его лице проявляются все отчетливей. Неизменная желчность состарила его прежде времени, но это – натура, ее не изменишь. У него свое видение происходящего, и это хорошо – так картина получается более полной.

– Судя по донесениям шпионов, все спокойно, – докладывает он.

– Хорошая новость.

– Не думаю… Скорее, они не дорабатывают, или им замыливают глаза. Ловкий заговорщик умеет маскироваться.

– Есть подозрения?

– На данный момент – никаких. Мы задержали несколько недовольных, но так, по мелочи.

– То есть сирийцы отказались от идеи бунта?

– Я уверен в противном. Ждут, когда оклемаются митаннийцы.

Пессимизм Тьянуни – тревожный знак, который я, разумеется, без внимания не оставлю.

– Добро пожаловать! – сказал слуга. – Теперь это ваш дом. Я убрался во всех комнатах и приготовил обед.

Лузи моментально невзлюбил этого обходительного пройдоху, от чьих глаз ему теперь не спрятаться. Значит, срочно нужно выжить его из дома и взять в услужение сирийца, который в худшем случае будет слеп и глух, а в лучшем будет разделять ненависть своего господина к египтянам.

Дом ему выделили двухэтажный, в центре Фив, недалеко от административного квартала. На первом этаже – гостиная, туалетные комнаты, кухня, из которой лестница ведет вниз, в погреб, а также рабочий кабинет и комната прислуги. На втором этаже – господская спальня, кладовые и ванная комната. Комфорт, достойный полученной Лузи новой должности…

– Рад приветствовать вас в нашей прекрасной столице! Если что-то понадобится, сразу зовите!

– Чýдно, чýдно…

Оказалось, что слуга отлично жарит мясо. Лузи оценил говяжьи ребрышки с пряными травами, к которым ему подали «дважды прекрасное» красное вино – подарок высокого начальства.

Первое посещение Карнакского храма…

После ритуального омовения Лузи впустили на территорию огромного храмового комплекса, посвященного богу Амону. Писец проводил его в новую сокровищницу, недавно торжественно открытую его величеством.

Там он присоединился к трем десяткам коллег, внимавших Менху Младшему.

– Фараон поручил мне управление этим храмом, его мастерскими и прочими службами, в том числе и этой сокровищницей, куда стекаются огромные богатства с тем, чтобы после освящения их перераспределили. Царь и первый министр почтили меня своим доверием, дав такое задание, и я, в свою очередь, доверяю вам. Ваша работа очень важна, и я не потерплю ни малейшей оплошности!

Лузи не на шутку расстроился. В окружении скрупулезных писцов, обученных здесь, в Карнаке, о свободе действий оставалось только мечтать.

Малыш Аменхотеп не переставал изумлять свое окружение. Он любил поесть, хотя до сих пор оставался на грудном вскармливании, и поспать, однако проводил на ногах большую часть дня и уже даже начал бегать, утомляя своих кормилиц, пусть те и сменяли друг друга. В его детском лепете угадывалось все больше слов, и он уже рисовал иероглифы под внимательным присмотром старшей сестры.

– Я выбрал для Аменхотепа наставника, – говорю я царице.

– Не рано ли? – спрашивает она. – Наш сын еще очень мал!

– Глядя на его поведение, я понимаю, что прав.

– И кого же вы избрали?

– Мина, управителя оазисами.

Меритре бледнеет:

– Этого колосса? Но ведь Мин – человек очень суровый, и…

– И он воспитает Аменхотепа настоящим воином.

– Воином?

– Аменхотеп – сын царской четы, и растить его нужно соответственно. Если того пожелают боги, завтра он станет повелителем Египта, чей нелегкий долг – оберегать свою страну от внешних и внутренних врагов. На момент коронации я был ребенком, и Хатшепсут правила вместо меня. Позже, вместо того чтобы царствовать, я дни и ночи проводил в храмах и библиотеках. Меня не учили давать сражения и изгонять захватчиков. В отношении Аменхотепа я такой оплошности не совершу. Он вырастет царем и воином.