Кузнецов Иван - Глубокий поиск. Книга 1. Посвящение

— В Москве все пути ведут в Кремль. Она так построена: кругами с центром в Кремле, и улицы лучами расходятся от центра сквозь все круги. Вот и посмотрим, какая дорога выведет нас на Красную площадь. Хорошо?

Прекрасно! Лучше некуда… если бы не война.

Мне нравились узкие, извилистые переулки и то, что, в какой ни загляни, где-нибудь виднеется некрашеный деревянный забор, а из каждого палисадника, из каждого двора приветливо машут рыжими ветвями деревья и кусты.

Николай Иванович рассказывал всякие любопытные истории о некоторых зданиях, мимо которых мы проходили, и целых улицах. Я была совершенно поражена, узнав, что крошечный и неприметный на вид домик пережил пожар 1812 года — такая невообразимая древность! Я приложила ладонь к пыльной стене. Нагретая солнцем, она была тёплой. Показалось, будто дом — живой и будто он пообещал мне благополучно пережить и эту военную годину.

Мне очень нравились и старинные здания, и современные. Нравилось то, что они беспорядочно перемешаны, что мирно соседствуют дома, совсем разные и по величине, и по виду. Оказалось, что они из разных эпох и принадлежат к разным архитектурным стилям. Николай Иванович говорил, какое здание от какой эпохи осталось. Он так просто объяснил, на какие приметы нужно обращать внимание, что я скоро научилась худо-бедно различать основные архитектурные стили. Колонны, прямые линии и крыша спереди домиком. Круги, завитушки, густые узоры из лепнины. С каждым шагом, с каждым поворотом мы будто всё больше углублялись в прошлое.

Фасады этим летом не подновляли, дома были покрыты слоем серой городской пыли, краска и лепнина кое-где облупились. Все окна — в белых бумажных крестах, разбитые — закрыты фанерой и чем попало. Но всё это делало город ещё более живым и близким. Сложно объяснить. Так, наверное, выглядит солдат на войне: похудевший, заросший щетиной, в поношенной пропылённой форме. Но всё это не делает его менее дорогим для тех, кто ждёт его дома, для тех, кого он защищает. Наоборот, такой он ещё роднее.

— А этот дом как тебе?

Большие окна, изогнутые линии рам и дверных проёмов, ковка навесов и балконов — будто вытянутые, искривлённые от недостатка солнца стебли, лепнина — те же томные, утончённые стебли. И цветные мозаики с манящими видами дальних стран — как окна в другой мир. Здания вроде этого встречались и вдоль бульвара, и я ни разу не прошла равнодушно мимо их притягательной красоты.

— Мне больше всех нравится.

Николай Иванович принял мой ответ с таким удовольствием, если не сказать торжеством, как будто он лично спроектировал это здание.

— Стиль модерн. Значит «современный». Представляешь, я видел, как его строили! Году в девятом…

Вот это да! Ещё до революции! Тоже мне «современный»!

— Николай Иванович, вы родились в Москве?

Отчего же не задать вопрос, если он сам первый заговорил о своём прошлом?

— Нет, я, как и ты, приехал из деревни. Только я был постарше, семнадцати лет от роду.

Меня всегда интриговало: как это жили люди до революции, что у них такая была за жизнь без советской власти, без индустриализации и колхозов. Жизнь без электрификации-то я себе отчётливо представляла. А про всё остальное старшие рассказывали, но неохотно.

— Слушал лекции в народном университете и работал, само собой. Непростая была жизнь. Съёмная комнатка без всяких удобств пополам с чужим человеком. Работа на улице, в любую погоду, в дождь, в холод. Потом повезло: нашлось место в городском архиве, интересное занятие… У меня к тому моменту было четыре класса народного училища, плюс народный университет, плюс самообразование — вот и взяли в архив. Понимаем, для чего нужно учиться? Без образования интересной работы не видать — будет тяжёлая и однообразная.

Я бы слушала и дальше, открыв рот. Например, мне очень захотелось прояснить, что собой представляет работа в городском архиве и чем она так уж интересна. Но Николай Иванович спохватился:

— Да! Про тот дом в стиле модерн.

Мы уже неторопливо брели дальше.

— На его месте прежде стоял вот такой, как этот, крошечный особнячок, а вокруг был сад — старые яблони, вишни. Когда всё это рушили, сердце кровью обливалось. А построили — вот такую красоту! Как тут решишь, что правильнее: сохранить старое или создать новое? Ты как думаешь?

— Не знаю. А нельзя было новый дом построить на каком-то другом месте? На пустыре.

— В Москве пустой земли мало, всей красоты на пустырях не построишь… А ну-ка, гляди: это когда построили, определишь?

Я сказала, что думала.

— Молодец! А энергетика как тебе?

Я не ожидала вопроса. Переключила регистр восприятия и долго вслушивалась в то, что открылось мне.

— Похоже на нашу Лабораторию.

— Чем же?

— Секреты… Здесь держали экран — закрывали информацию. Что-то военное. Строгое.

— Дисциплина?

— Да. Строгость. И много бумаги… Не понимаю…

Товарищ Бродов, наоборот, всё понимал и был очень доволен.

— А сейчас как?

— Сейчас нет экрана.

— Тут в царские времена собирались революционеры и находилась маленькая подпольная типография.

Так мы переходили от дома к дому, из улицы в улицу, по моим ощущениям, сильно петляя. Когда пересекали улицу Калинина, Николай Иванович специально подвёл меня ко входу в Военторг, и не зря: фигуры витязей завладели моим воображением. Мне ярко представилось, как они оживают и, чеканя тяжёлый шаг, сурово маршируют по улицам города: идут громить врага. Отсюда до Кремля было уже рукой подать, но мы даже не пошли смотреть вблизи на Библиотеку, а снова нырнули в тонкую сеть переулков.

Из всего многообразия их названий мне запомнилось только одно — забавное: «Кисловский» и что этих Кисловских — несколько штук. Мой проводник объяснял происхождение самых странных названий, и каждый раз эти объяснения оказывались совершенно неожиданными, но в голове мало что задержалось.

Заинтригованная первым, удачным, опытом, я иногда переключалась на внутреннее восприятие — сканировала энергетику отдельных зданий. Ещё дважды я снова встретила дома, пронизанные военной дисциплиной и атмосферой секретности. Но в одном всё это было застарелое, неживое.

— Тут ещё проводились какие-то обряды. Вроде тех, что проводят наши шаманы, — поделилась я наблюдениями с товарищем Бродовым.

— Насчёт конкретно этого дома — не знаю, — сказал он, — но то, что ты описываешь, похоже на масонов.

Так я впервые услышала о многовековой истории тайной организации масонов и о масонской ложе Москвы.

Второй раз энергетика военной тайны была живой, сильной, хорошо мне знакомой. Николай Иванович — впервые на моей памяти — рассмеялся, после чего потребовал:

— Таисия, забудь немедленно этот дом и всё, что про него наговорила! А я при случае кое-что скажу товарищам об эффективности их конспирации. Ну, они же просто убеждены, что великолепно прячутся!