Кузнецов Иван - Глубокий поиск. Книга 1. Посвящение

Мы сели на лавочку — немного передохнуть. Выбрали место с видом на университет и здание гостиницы «Националь».

— Ну вот, Таисия, видишь: военная Москва сурова, не парадна, — тихо сказал Николай Иванович. — Разочарована?

«Она прекрасна!» — хотела бы я озвучить своё самое первое впечатление от города, но смутилась и пролепетала блёкленькое:

— Ни капельки!

Мы помолчали, каждый — в своих переживаниях. Потом Николай Иванович спросил:

— Как ты думаешь, что у тебя под ногами?

Я пожала плечами, не понимая, что он имеет в виду. Оказалось, речка! Ну, не совсем под ногами, а чуть впереди. Река Неглинка, которая раньше была самой обычной, а теперь течёт в трубе под землёй. Я представила живую, весёлую речку — будто она бежит себе прямо перед нами, моет водоросли, пропитывает влагой яркую прибрежную траву, словно губку, тихо разговаривает, будто её чистая вода по-прежнему впитывает свет дня и ночных звёзд.

Вот справа кирпичный мост, слева, ниже по течению, — ещё один. Идут люди в старинной одежде, едут гружёные телеги. Оживлённый говор, ржание, окрики, смех.

— А в Кремле раньше тоже жили люди? — спросила я.

— И в наше время в Кремле живут люди: после революции в Кремле поселились члены правительства с семьями, некоторые так и остались здесь.

— Нет, давно. У богатых людей были в Кремле свои дома с хозяйством? — настаивала я.

— Да, — ответил товарищ Бродов слегка удивлённо, — в Кремле селилась знать.

— А на торговую площадь вёл другой мост, с той стороны, да?

— Д-да, — сказал Николай Иванович, запнувшись, и подтвердил: — Именно так.

Картинки в моей голове становились всё чётче — и всё страннее. Я не могла не спросить:

— Николай Иванович, а могло быть такое… когда-нибудь… что башни были без верха?

Я запнулась: не знала, как объяснить про высокие шатры над самыми большими и красивыми башнями. Потом придумала и закончила:

— Что они были вполовину ниже?

— Когда строили? — предположил Николай Иванович и вдруг, словно спохватившись, воскликнул: — Конечно, было! Дольше века со времени постройки. Шатры появились только в семнадцатом.

— Во время революции?! — изумилась я.

Товарищ Бродов тихо рассмеялся:

— В семнадцатом веке , Тася. Где ж ты слышала об этом? Или картинку видела?

— Я сейчас ви… — брякнула я и поспешно поправилась: — Я просто так спросила.

На этом бы и остановиться, но мысленные образы буквально оккупировали моё сознание, и я принялась описывать их, забывая добавлять вопросительные интонации:

— По той улице, — я махнула рукой за Манеж, в сторону невидимой за ним улицы Калинина, — шло много подвод с товаром. Улица длинная и… и… деревом вымощена. И дальше ещё одна стена, и снова ворота, а за воротами она уже не улица, а просто дорога. Там белая стена…

Я остановилась в ужасе. Что я горожу?! Всего лишь пустая фантазия, зачем я рассказала её вслух? Что теперь подумает обо мне товарищ Бродов? Что я полоумная…

Николай Иванович всем корпусом развернулся ко мне, но не произнёс ни слова. Я заставила себя поднять на него глаза и встретила очень внимательный, испытующий взгляд. Меня как холодной водой окатило: «Всё. Решил, что я сбрендила!» Товарищ Бродов не мог не заметить моего смятения. Вдруг он ободряюще произнёс:

— Продолжай! Очень интересно.

«Хочет узнать, как далеко зашло моё помешательство», — справедливо рассудила я.

— Тая, всё хорошо, — сказал Николай Иванович. — Ты правильно рассказываешь. Так и было. Ну, давай: что ещё ты видишь?

Так и было? Правильно? Эх, была не была!

— Дальше дорога просто. Проезжая. Подводы тоже, телеги. Грязища! Люди прямо между колеями ходят, месят. А по сторонам дороги пусто. Дома стоят — прямо хоромы, терема: крыша острая вверху. Даже есть в три этажа. С резными наличниками. Но они редко стоят. Вокруг дома — двор, склад. Сзади огороды. Позади огородов, ниже, речка. Это всё купеческие дома. Купцы богатые, богато одеты, и жёны тоже. Но их мало. Была дорога просто, а станет улицей. Дорога ведёт далеко, в другие города.

— Это Арбат, — пояснил Николай Иванович. — Главная торговая дорога Москвы была. Он уже значительно позже стал дворянским… Речка в овраге течёт или низкие берега у неё?

— Речка не широка, а течёт внизу, берега обрывистые. Скорее, овраг.

— Значит, Сивка. А ну-ка: какого цвета стены Кремля?

Я задумалась, напрягая мысленное зрение, но ничего необычного не заметила. Пожала плечами:

— Красные.

Николай Иванович кивнул.

— Конец пятнадцатого — середина шестнадцатого века — что ты описываешь. В огороде что растёт? — спросил он азартно.

— Огурцы, — ответила я влёт.

У меня эта грядка огуречная так и маячила перед глазами. И я всё удивлялась, какие плети жалкие: короткие, с мелкими, полузасохшими листьями, но плоды на них были. Плети гороха — тоже короткие, по земле стелются, подсыхают уже. Такой же сухой и невзрачной выглядела ботва репы на соседней грядке, а репа прямо из земли выпирала — крупная, жёлтая! Должно быть, август? Несколько грядок были пустые и совсем сухие: видно, урожай с них собрали. А в отдалении — густая зелень — не разглядишь. Пополам с сорняками. Может, морковь, а может, и петрушка. Рассказала.

— А картошка-то? — удивился товарищ Бродов. — Неужели картошки нет?!

Я смутилась. Какой огород без картошки! Но нету. Зря я затеяла эту игру: ничего-то я толком не умею разглядеть! Честно созналась:

— Не вижу. Но они ж купцы, богатые. Так просто грядки сажали, не для прокорма, — постаралась я оправдаться.

Николай Иванович весело хмыкнул и сказал непонятное:

— Два века ещё до картошки! Давай дальше!

Дальше я представила, как по улице идут навстречу друг другу красивый синеглазый мужчина, похожий на артиста Столярова, только очень уж загорелый, в нарядном красном кафтане, и девушка в длинном красном сарафане. На улице много народу и все — нарядные: какой-то большой праздник. Лето. Мужчина и девушка впервые видели друг друга. Она была дочерью богатого купца с той дороги, что не стала ещё улицей, а он — тоже купец, но ему дали приказ — какой-то «посольский» приказ. По этому приказу он побывал в дальних странствиях и только что вернулся…

«Кино про любовь» я бы товарищу Бродову ни за что не стала пересказывать, хоть бы он пытал меня.

— Посольский приказ, — выдавила я непонятное словосочетание. — Купец приехал из дальних стран, привёз тайные сведения и докладывает прямо царю. Царь доволен, одаривает купца…

Я опять глянула на Николая Ивановича. Его глаза цвета военной формы — впервые обратила внимание на цвет глаз товарища Бродова! — расширились и сверкали.

— Ты знаешь, что такое «Посольский приказ»? — спросил он быстро.

— Нет, — легко созналась я.