Владимир Лещенко - Обрученный с удачей

— Говорили, что там живёт призрак прежнего хозяина — моего троюродного деда, старого д’Аяллы...

— Д’Аяллы? — невольно переспросил Питер.

— Да — такое было у него имя. Имя угасшего рода, которое я воскресил... Но всему своё время... И вот за три дня до того как мы отправились обратно в свои владения, я случайно наткнулся на тайник.

— Тайник? — вновь переспросил Блейк.

— Да... — кивнул корсар. — Никто и не догадывался, что в доме есть ещё одна комната — на втором этаже в самой старой части дома. Ведущая в неё дверь была замаскирована тонкой резной отделкой по дубовым панелям, что сплошь покрывали стены. Обнаружить се, не зная про тайник, было почти невозможно... Но мне с самого начала показалось странным, что в верхней зале нет окон в торцевой стене, а уж замерить шагами длину анфилады и убедиться, что семи-восьми футов не хватает, было проще простого. К тому времени я прочёл достаточно дурацких рыцарских романов, где было немало написано про всякие потайные ходы и секретные комнаты.

Я нашёл там койку, светильник с окаменевшим маслом, стол и табурет. И старый морской сундук. В нём была ставшая тряпьём одежда, среди которой три офицерских мундира — французский, испанский и голландский. Пара пистолетов со старыми колесцовыми замками, мешочек золотых, тетрадь и вот это украшение...

— Кстати, тут не хватает одного рубина, — как бы между прочим спросил Альфредо безразличным голосом. — Не припомнишь, куда он подевался?

— Я подарил его...

— Кому?

Питер, слегка смутившись, молчал.

— Ты подарил его паршивой черномазой шлюхе! Разве не так? — Альфредо вытащил из жилетного кармана камень, подаренный Лилит... — Скоро он вернётся на место... Щедрый, но глупый жест! Кстати, мне не пришлось долю уговаривать эту коричневую дрянь расстаться с ним. Она сама с готовностью поведала, при каких обстоятельствах камешек перешёл в её собственность, кто его подарил и что он поделывает. Тюремщики в Порт-Ройале и Нассау оказались не менее словоохотливыми — жалкие продажные людишки. С трактирщиком из Города Потерянных Кораблей, правда, пришлось повозиться. Крепкий орешек! Но остальные! Стоило показать золотую монетку, как они тут же начинали петь. Каждый человек имеет свою цену, хотя об этом, я думаю, тебе уже известно, Питер. — Он покосился на стилет, покачивавшийся в неустойчивом равновесии на кончике указательного пальца, затем перевёл взгляд на пылающий багрянцем рубин... — Даже камни иногда тоже могут предать. Вот, например, этот древний знак ушёл к тебе...

С горечью Питер подумал, что, наверное, Лилит нет в живых... Это чудовище, скорее всею, не пощадило «падшую» женщину, коснувшуюся священного для него рубина.

— Но знаешь, — почти доброжелательно продолжил Альфредо, — ведь он в конце концов не только вернулся, но и привёл меня к великому сокровищу... О, старый дьявол Олоннэ! Жадность его и погубила... А ведь умные люди предупреждали!

Лицо д’Аяллы приобрело какое-то мечтательно-задумчивое выражение, и Питер с затаённым страхом на миг вновь подумал, что перед ним и в самом деле Чёрный Капитан, обретший бессмертие с помощью неведомо каких сил Тьмы.

— Да. Так слушай, что было после того, как я нашёл тайник и прочёл записи...

Их оставил брат моего троюродного деда — Анри-Жан-Симон д’Аялла. Он тоже как и я должен был избрать духовную карьеру из-за дурацкого закона о майорате, но как и я ненавидел саму мысль о сутане и монастырских стенах.

Поэтому в шестнадцать лет — столько же было и мне тогда — он просто сбежал из родного дома куда глаза глядят, и завербовался на идущий в Вест-Индию корабль. Он прошёл всё — плети, зуботычины, адский труд на снастях, тухлую воду и гнилую солонину, драки с мужеложцами, разлакомившимися на юную дворянскую плоть...

— Он сбежал с корабля, примкнул к буканьерам, грабил испанцев, впрочем, и французов не пропускал... Через шесть лет выбился в капитаны — и получил под начало паршивый беспалубный шлюп и три десятка головорезов, Хорошая карьера для родственника наваррских королей верно? — д’Аялла рассмеялся. — К тому же, как ты знаешь, пиратский капитан по законам вашего «берегового братства» мало что значит... Но он-то был не дурак и знал, что в мире есть лишь один закон: его собственная польза! Поэтому, взяв особо крупный приз, он подсыпал в ром своим буканьерам какую-то индейскую травку, и с тремя неграми ушёл на Ямайку, а потом на Тортугу 7. Где пусть и не без чужой помощи купил свой корабль и набрал свою команду... Так появился Чёрный Капитан.

Награбил он немало — что и говорить, был удачлив старый дьявол! Говорили даже, что водил дружбу с чертями и бесами. Он и в самом деле ненавидел церковь и Бет а, но что поклонялся языческим богам или там приносил пленников в жертву Сатане — это выдумка, я почти все дневники разобрал. Он не верил ни в небеса, ни в ад.

Потом ему пришла в голову одна затея... Да вот времени не хватило её воплотить — скрутила его жёлтая лихорадка, так что он еле выжил, и до конца так и не оправился. Ну а пока наш д’Аялла валялся на берегу в собственном доме, его парни взбунтовались и увели «Негоныря» — так называлась его посудина — на Тортугу. От него даже сбежали, прихватив почти всё золото обе рабыни, купленные им, чтобы смотреть за домом и греть ему постель...

Еле живой он вернулся домой, в Наварру, и прожил остаток дней из милости под кровом брата. Только что и остался у него кошель с монетами да это древнее украшение, найденное на брошенном испанском корабле, где не было никого живого, когда будучи капером он потрошил голландцев возле Нового Амстердама — это теперь Нью-Йорк, если ты знаешь. Странно, что корабль выглядел не старым, хотя такие уже давно не строили...

Он вообще много чего написал удивительного про эти моря и земли и даже бывал — как говорил — в других сферах нашего мира, выпив волшебный сок кактусов...

— Хотя, — д’Аялла махнул рукой, — это, в общем, неважно. Важно другие: к добру или к худу, но, когда я взял эту вещь в руки, я стал наследником Чёрного Капитана — и по закону, и по справедливости!

Но я поступил умнее, чем он — не стал бежать очертя голову, а сперва всё продумал, — самодовольно погладил бороду Альфредо. — Сделал вид, что смирился с судьбой, но попросил денег на то, чтобы поступить в университет и стать образованным богословом. Родители мои были на седьмом небе от счастья — беспутный сынок взялся за ум....

Пока в Сорбонне другие студиозусы пьянствовали, дрались на дуэлях или проводили время в постелях парижских прелестниц, я думал и прикидывал — что делать. Изучал простонародье, особенно матросов, воров, всяких прощелыг. Дважды меня чуть не зарезали.

Старый ломбардский мастер учил меня фехтованию бесплатно, ибо его школа уже считалась старой, немодной, и учеников не было. Я читал всё, что мог достать, о морском деле, морской торговле и Новом Свете, о дальних плаваниях и корсарстве. Беседовал с ушедшими на покой моряками. А когда мои увлечения вызывали вопросы, я говорил, что подумываю о том, чтобы отправиться проповедовать в заморских землях слово Божье...