Владимир Лещенко - Обрученный с удачей

Губы д’Аяллы скривила презрительная ухмылка.

— Через два года я счёл, что готов, и уехал в Нант, написав письмо матушке, что хочу постричься в монахи, уйти от мира и больше не дам о себе знать...

К тому времени у меня оставалось не так уж много денег из сундучка Чёрного Капитана. И тогда я сперва заложил у тамошнего ростовщика вот эту брошь, — он сжал блеснувшую рубинами вещицу в ладони, — а потом на эти деньги зафрахтовал бриг и нанял шайку портовых бродяг и пропившихся матросов... С ней я ограбил и прикончил ростовщика, забрал и рубины и всё прочее. Пришлось лично прибить и его, и его старуху топором — это был первый раз, когда я лишил жизни человека.

С тех пор я окончательно понял, что прав был Аристотель, и человек — это всего лишь душонка, обременённая ходячим трупом. Раз, — он с усмешкой сделал рубящее движение ребром ладони, — и труп уже не ходячий.

Потом я вышел с ними в море — а в кладовой уже был припасён бочонок отличного вина, в который я подлил кое-чего, — зловещая улыбка вновь возникла на тонких губах пиратского капитана. — Нет, не думай, — Альфредо покачал головой, — не яд, всего лишь сонное зелье. Правда, я оставил в живых лишь пятерых — тех, кто будет бояться меня и слушаться... Потом зарезал оставшихся спящими, сунул в руки мертвякам окровавленные ножи и кортики. А когда пощажённые мной проснулись, рассказал им, что на корабле произошла резня из-за добычи.

Некоторое время мы орудовали в Па-де-Кале. На маленькой шхуне подплывали к какому-нибудь нагруженному «ганзейцу» или «голландцу» и просили помощи — мол, в трюме течь. Обычно нам верили, и мы одаривали спасителей нарой бочек доброго вина...

Сонных мы кидали акулам на пропитание. Ну а корабли и груз распродавали по фальшивым бумагам — то в одном порту, то в другом, нигде подолгу не светясь. Выбирали призы посолиднее, не спешили, не хватали всё, что под руку попадалось...

Я купил небольшое поместье и жил себе как незнатный дворянин, от бедности промышляющий морской торговлей. И команду подобрал... особую. Я отбирал не сильных, а слабых духом — кому нужен господин... Зря думают, что солдат или разбойник должен быть храбрым и ничего не бояться, — д’Аялла опять усмехнулся так, что Питеру стало жутко. — Он должен бояться кнута своего господина больше, чем вражеского клинка.

А потом мне не повезло: одному юнге с чёртова шведского зерновоза удалось спрятаться и сбежать на берег в Глазго. Пришлось всё бросить и уйти во Флибустьерское море. Тут-то я и решил, что пришло время использовать задумку Чёрного Капитана.

Правда, надо было раскошелиться на постройку этого кораблика, а потом ещё и усовершенствовать его. Но дело того стоило! Ну скажи — разве я не гений? Кто при виде «Летучего голландца» не наложит в штаны? Кто, даже если и уйдёт чудом — а такое было лишь раз, — додумается, что это пираты, а не черти? Тем более на этот случай у меня имеется в трюме особый рундук, а в нём — пять-шесть засыпанных торфом и солью мертвяков — хе-хе — с предыдущего корабля. Во время атаки кое-кто из моих людишек держит их наготове, чтобы, если придётся отчалить ни с чем, кинуть их на палубу врага...

Вдруг Альфредо спросил:

— Ты не женат?

— Нет, — помотал Питер головой, не соображая, к чему гот клонит.

— Понятно... Флибустьеры не женятся. Разве что на Пеньковой Тётушке, да и то ненадолго...

В этот момент Питер понял, что пощады не будет. Он минимум трижды смертельно оскорбил д’Аяллу. Первый раз в таверне, второй — выиграв дуэль, третий — заставив погоняться за собой и амулетом. То что он расплатился бесценным камнем, достойным королевы, с дешёвой портовой шлюхой — это так, мелочь... Альфредо просто играет с ним, как кот с пойманной мышкой. Вопрос только в том, убьёт ли он Блейка прямо сейчас или захочет растянуть удовольствие?

Сжимавшие рукоять кинжала пальцы расслабились, и на губах Альфредо снова заиграла змеиная усмешка. Он понял, что Питер догадался о его истинных намерениях, но не спешил, уже в открытую упиваясь страхом и растерянностью жертвы.

— А ты знаешь, Питер, — вдруг проникновенно сообщил д’Аялла. — Я думал не раз... что мы бы смогли, случись нам встретиться по-другому, стать добрыми друзьями! Ты умён, храбр, не жаден — и смог бы стать хорошим штурманом или старпомом на моём корабле. Тяжело когда тебя окружают тупые раболепные кретины... Жаль, очень жаль...

Альфредо, полуприкрыв глаза, смотрел на Питера и улыбался — улыбкой то ли палача, уговаривающего свою жертву не дёргаться и спокойно предоставить ему делать дело, то ли судьи, выносящего не подлежащий обжалованию приговор. В эту минуту он видел себя настоящим богом, владыкой жизни и смерти ничтожною человечишки, беглого каторжника и шкипера-неудачника.

И поэтому он не увидел тою, что увидел Питер: как в полуоткрытую дверь проскользнул девичий силуэт и на пороге адмиральской каюты появилась стройная фигурка...

Вот она текучим лёгким движением оказалась у стойки с оружием и подняла насаждённый на древко широкий короткий меч — африканский ассигай. Вот перехватила оружие, и неслышно ступая босыми ногами по ковру, крадучись двинулась к креслу, отводя смертоносную сталь для удара.

Питер старался не смотреть на неё — страшась даже намёком выдать Альфредо её появление. Беатрис, безусловно, отдавала себе отчёт, что второй попытки у неё не будет, и поэтому не торопилась. Девушке нужно было пройти лишь с десяток шагов — но их надо было пройти... д’Аялла в любую секунду мог повернуться или вызвать своих слуг, чтобы закончить с Питером.

Решение пришло внезапно — как вспышка молнии:

— А помните, сеньор д’Аялла, любимую песню Чёрного Капитана? Он писал про неё, должно быть? — осведомился он как бы между прочим. — Или не писал?

— Это какую же? — осклабился Альфредо. — «Боцман и русалка»? Или «На отмели у Доггер-банк»?

— хрипло затянул Питер, изо всех сил изображая многозначительную улыбку.

А Беатрис тем временем сделала один шаг, другой, третий...

— Пей, остальное управит чёрт! — машинально подхватил д’Аялла, а потом растерянно уставился на Блейка. — Откуда ты её знаешь? Эту песню уже не поют лет двадцать?!

— Ну... — протянул Питер, лихорадочно соображая, что сказать. — Как вы думаете, почему именно я встретился вам и почему именно ко мне попал этот древний знак? Ведь он совсем не прост, если вы внимательно читали записки уважаемого родственника.

Несколько мгновений д’Аялла сидел недвижно, оторопело уставившись на Питера. И не без некоторой гордости Блейк подумал, что, пожалуй, ему удалось испугать этого матерого головореза...

— Три тысячи чертей! — наконец нервно рассмеялся предводитель пиратов. — Ты говоришь странные и непонятные вещи, а я очень не люблю, когда чего-то не понимаю!.. Что там за шум? — встрепенулся он.