Анри Люсне - Женщина-вампир [Вампирская серия]

Домино сняло маску, не опустив капюшон.

Княгиня была поражена.

Перед ней стояла бледная фигура — та самая фигура, которая каждую ночь преследовала ее в сновидениях.

Почему Рожера не было более в комнате?

Каким образом незнакомец очутился на его месте?

Сон ее превратился в действительность. Единственное существо, благотворно действовавшее на ее сердце, существо, о любви которого она могла мечтать и мечтала, находилось теперь перед ней.

Валицкая упала на колени, бормоча страстные, безумные речи.

Сама протянула в ее сторону руку и произнесла одно только слово.

Вали почувствовала, как упало в ней сердце.

— Я заслуживала наказания! — сказала она, бледнея. — Да, сознаюсь, я лгала, я была изменницей. Но, благодаря божеству, мне покровительствующему, сердце мое всегда было девственным. Жрица Дурги никогда не отдавалась никому всецело. Те, которые осмеливались за мной следовать, держали в своих руках один только холодный мрамор. Они говорили мне о своей любви! Мне-то? Да разве имели они понятие о том, что такое — любовь! До того дня, как я тебя увидела, я не знала ничего, кроме чувства ненависти!

— Вампир! — проговорила Сама.

— О, — прошептала Вали. — я вижу это: боги дали тебе дар провидения! Но раз ты все уже знаешь, ты должна знать, что я невинна. По соизволению Дурги, в жилах моих течет кровь, которая сжигает меня и жаждет другой крови. Я повинуюсь закону, предначертанному свыше, но я невинна, как тот кровожадный тигр, который рвет на куски еще трепещущее мясо. Ибо Дурга, создавая его, сказал ему: «Убивай или умри!»

Я так же: я убивала, потому что надо мною тяготело проклятие… О, ты, чья красота свидетельствует о небесном твоем происхождении, сжалься надо мной — я на коленях умоляю тебя об этом — освободи от тех чар, которые всесильно влекут меня по дороге зла. Избавь меня от тех мук, которые терзают меня, освободи, спаси меня! Ты можешь это сделать, я это знаю. О, не отталкивай меня! Оставь мне хотя какую-нибудь надежду. Позволь мне любить тебя, как…

Несчастная рыдала у ног Самы, и Сама, помимо своей воли, поддалась чувству жалости.

Какое-то странное чувство овладело ею при виде прекрасного создания, дошедшего до крайних пределов отчаяния.

Она не хотела более слышать голоса, который бы мог поколебать ее решимость.

— Замолчи, Вали, — произнесла она. — Довольно обмана! Чего ты хочешь от меня? Я — женщина!

И, далеко отбросив от себя атласный плащ, закутывавший всю ее фигуру, Сама явилась перед Вали в королевском одеянии, с короной, украшенной драгоценными камнями, — в том самом виде, как в тот день, когда ей удалось освободить Рожера от смертоносных объятий Вали, и когда она приказала схватить ее и сделать ее рабыней.

С глазами, расширенными от испуга, Вали поднялась с колен и прислонилась к стене.

— Королева! — вскричала она. — О, я не могу бороться против тебя… — продолжала она, вся дрожа. — Ты осудила меня на смерть. Я знаю, что я погибла. Выслушай меня! Во имя того, что тебе дорого, сжалься надо мной! Я удалюсь, пойду туда, куда ты прикажешь. Мне ничего не надо… Пусть я буду рабыней… Но только дозволь мне жить… О, дозволь мне жить!

Сама была тронута.

— Хорошо, — произнесла она. — Ты будешь жить — но ты должна уехать.

— Тотчас же, как ты прикажешь.

— В эту же ночь.

— Сию минуту.

Отчаяние поруганной любви, стыд, ужас — вот чувства, которые волновали душу Вали в эти минуты.

Убедившись в том, что ей позволяют жить, Вали задумала нечто адски-ужасное.

Она не смела выказать явное сопротивление Саме. Борьба с ней была ей не по силам.

Но она вспомнила, что у нее в комнате, на туалете, лежал кинжал.

— У меня к тебе есть еще просьба, — сказала Вали. — Я пойду туда, куда ты меня пошлешь. Я искуплю прежние свои преступления. Мне не надо ни моего золота, ни моих драгоценностей. Мне ничего этого не надо! Но у меня есть медный браслет, который надела мне на руку моя мать, умирая. Это единственно хорошее воспоминание во всей моей жизни. Этот браслет, конечно, ты позволишь мне взять. В этом ты мне не откажешь!

Сама находилась в нерешимости.

— Не думай, не бойся, что я хочу убежать!

— Если бы ты и захотела, ты не могла бы этого сделать, — отвечала ей Сама, — дом твой стерегут.

— Я сейчас вернусь, клянусь тебе в этом Дургой. Я вернусь, — сказала Вали с каким-то загадочным ударением на последнем слове.

И она бросилась к себе в комнату.

Кинжал находился там же, где и всегда.

Она схватила его, стиснула его рукоятку и, подняв высоко над головой руку, устремилась обратно, чтобы поразить им своего врага.

Но в эту минуту она споткнулась обо что-то круглое и упругое.

Вали упала, испустив крик ужаса.

Змее, выползшая из ящика, в котором держал ее обыкновенно Сапвалла, заползла сначала в середину растений, которые наполняли комнату. После этого, Найя ушла в темный коридор, которым должна была проходить Вали, и свернулась в клубок в самом темном углу его.

Попав под ногу Вали, змея мгновенно развернула свои кольца, бросилась на Вали и ужалила ее в руку около плеча.

Яд повлиял тотчас же: рука распухла и почернела.

Сине-багровые пятна выступили на груди и лице у жрицы Дурги.

Помутившийся и исполненный ужаса взор, судорожно сжимающееся горло, тяжелое и порывистое дыхание — все говорило о том, что смерть подступает неумолимо и быстро.

Скоро хрип, клокотавший в ее горле, прекратился. Глаза раскрылись и остановились. Зрачки закатились под самый лоб. Белки очертились кружками черной крови.

Крик, вырвавшийся из груди Вали, огласил весь особняк.

Господин Дюран и индусы служители прибежали на этот крик, полагая, что Саме грозит опасность.

Явился даже Рожер. Бирруб оставил его одного, и это обстоятельство позволило ему прибежать в залу.

Но то, что он увидел там, заставило его пошатнуться и отступить назад.

Он поднес свои руки ко лбу, отуманенному сильнейшей скорбью.

Последняя завеса упала с его глаз.

Он вспомнил!

Злой гений его лежал распростертым на полу.

Труп, к которому присосалась змея, начинал уже быстро разлагаться, как это всегда бывает с трупами, отравленными ядом того вида змей, к которому принадлежала Найя.

Сама стояла перед ним, невинная и чистая, сияющая в лучах своей торжествующей красоты.

Рожер не мог оторвать от нее своего взгляда, чувствуя в своем сердце прилив какого-то божественного восторга.

Он смотрел на нее так, как смотрят ангелы, обладающие даром видеть невидимое, на возносящуюся к небу лучезарную душу, оставившую на земле свой тленный покров.

Вот легенда, которую рассказывают пилигримы, посетившие священные истоки Ганга.

По ту сторону гор Дьявогирских, над холодными водами озера Манасы, находится благословенная сторона, которую дщерь древних королей индейских, прекрасная, как Сама, избрала местом своего жительства.